Сумерки

Он немного помолчал — наверное, слушал мое сердце, которое вдруг забилось с перебоями.

— Но ревность… это такое странное чувство. Оно такое сильное, никогда бы не подумал. И совершенно иррациональное! Вот прямо сейчас, когда твой отец спросил тебя об этом гнусном Майке Ньютоне… — он сердито потряс головой.

— Надо было догадаться, что ты подслушиваешь, — простонала я.

— Разумеется.

— И что, даже это заставило тебя ревновать?

— Все так ново и необычно для меня. Во мне просыпается человек, и я чувствую все очень остро, потому что мои чувства только что родились.

— Но честно, — я решила подразнить его, — зачем так себя мучить, если Розали — прекрасная Розали, материальное воплощение чистой красоты, — как я слышала, была предназначена тебе? Эмметт — не Эмметт, но разве я могу с ней сравниться?

— Не может быть никакого сравнения между вами.

Его зубы засветились в темноте. Он обернул мои плененные руки вокруг себя и прижал меня к груди. Я старалась не дрогнуть ни единым мускулом, даже дышала осторожно.

— Я знаю, что между нами не может быть никакого сравнения— пробубнила я, уткнувшись носом в его холодное тело. — В этом-то и проблема.

— Конечно, Розали на свой манер очень красива. Но даже если бы она не была мне сестрой, даже если бы с ней рядом не было Эмметта, она не обладала бы для меня и десятой, нет, сотой долей твоего очарования. — Он говорил вдумчиво и серьезно. — Почти девяносто лет я бродил среди подобных себе, бродил и среди людей. И мне всегда казалось, что я самодостаточен, я не понимал, что чего-то ищу. И ничего не находил, потому что ты еще не родилась.

— Кажется, это нечестно, — сказала я, по-прежнему прижимаясь лицом к его груди и слушая его дыхание. — Мне совсем не пришлось ждать. И как это мне удалось так легко заполучить тебя?

— Ты права, — весело согласился он. — Мне надо было тебя помучить, это точно.

Он высвободил одну руку, бережно перехватил оба моих запястья второй и мягко погладил мои влажные волосы от макушки до талии.

— А так тебе просто приходится каждую секунду рисковать жизнью, чтобы побыть со мной, а это сущие пустяки. Тебе просто приходится жертвовать своей человеческой природой, а чего она стоит?

— Немногого — я не чувствую себя обделенной ничем.

— Это пока.

В его голосе неожиданно прозвучала древняя скорбь.

Я старалась откинуться назад, чтобы взглянуть ему в лицо, но его рука крепко держала мои запястья.

— Что... — начала я и внезапно почувствовала, как он напрягся. Я застыла на месте, но он неожиданно освободил мои руки и исчез. Я чуть не упала лицом вперед.

— Ложись, — прошипел Эдвард откуда-то из темноты.

Я быстро влезла под одеяло и свернулась клубком — так я обычно сплю. Я услышала, как со скрипом отворилась дверь, и Чарли заглянул в комнату, чтобы убедиться: я там, где и положено мне быть. Я дышала медленно, даже слишком.

Прошла томительная минута. Я прислушивалась, не уверенная, что дверь закрылась и опасность миновала. Тут холодная рука Эдварда обвилась вокруг меня под одеялом, а губы зашептали в самое ухо:

— Ты отвратительная актриса — я бы сказал, что эта карьера не для тебя.

— Ну и к черту ее— пробормотала я. Мое сердце тем временем пыталось сокрушить грудную клетку.

Он мурлыкал какую-то мелодию, которую я не узнала. Она показалась мне похожей на колыбельную.

Он остановился.

— Хочешь, я убаюкаю тебя?

— Конечно, — засмеялась я. — Словно я смогу спать, пока ты здесь.

— До последнего времени тебе это удавалось, — напомнил он.

— Но я же ни о чемне знала, — ледяным тоном ответила я.

— Ну, раз ты не хочешь спать… — предложил он, не обращая внимания на мой тон. У меня перехватило дыхание.

— Если я не хочу спать…?

Он тихо рассмеялся:

— То что тогда ты хочешь делать?

Сначала я не нашлась, что ответить.

— Пока не знаю, — наконец, сказала я.

— Скажи, когда придумаешь.

Я чувствовала его прохладное дыхание на своей шее, его нос скользил вдоль края моей челюсти — он вдыхал мой запах.

— Я думала, ты потерял чувствительность.

— То, что я не пью вина, еще не значит, что я не могу насладиться букетом, — прошептал он. — У тебя очень цветочный запах. Похоже на лаванду… или фрезию. Слюнки текут.

— Да, можно считать, день не удался, если кое-кто не напомнит мне о том, как аппетитно я пахну.

Он тихо засмеялся, а потом вздохнул.

— Я поняла, чего хочу, — сказала я. — Хочу услышать еще что-нибудь о тебе.

— Спрашивай, о чем хочешь.

Из всех своих вопросов я выбрала самый важный.

— Почему ты это делаешь? Я до сих пор не понимаю, зачем ты так ожесточенно борешься с собой, чтобы не быть тем, что ты есть? Пожалуйста, не воспринимай мои слова превратно, я очень рада, что ты это делаешь. Просто скажи, зачем так мучить себя?

Он ответил не сразу.