Сукин сын

Но ничего ему не принесли. Расчет оказался неточен. Пара листов попала к депутату, а остальное, видно, приберегли для более важного дела. Значит, депутат не настолько важен, грязью мазнуть — и будет с него. Кто положил рукопись на подоконник, выяснилось в тот же день, как он закинул удочку, а Зося только подтвердила. Господин Авилов дрогнул, когда Шишкин заявил, что не знает, где рукопись. Дрогнул, да вдобавок еще и отправился на поиски! Что его погнало? Уж сидел бы тихо, как собирался. Погнал страх, что цепочка приведет к нему? Ясно было, что ни Гена Постников, у которого он отнял рукопись, ни Спивак, которому ее потом подкинул, не промолчат. Они и не промолчали. Авилову надежней иметь рукопись при себе или хотя бы знать ее местонахождение. Он остался без прикрытия и принялся пить. Или это шоу такое? Или ай-ай-ай, какие мы нежные! Но вот зачем они подкинули два листа депутату? На что он им сдался? Классовая ненависть, что ли?

Рукопись известно где. Нужен толчок. Шишкин теперь знал, с кем играет, и представлял противника. Но как спровоцировать следующий ход, чем? Он оделся, поправил усы и отправился к Нине, впрочем, не питая особенных надежд.

Глава 18 Осечка

В доме царил мир и покой. Играла музыка, готовилась еда, на столе стоял букет полевых цветов. Шишкин был не расположен пировать и от ужина отказался. Он отозвал Нину в сени.

— Нина, нужна помощь.

— Что такое? — удивилась она.

— Да не мне. Посадит парня его подружка.

— А что нужно от меня?

— Выведи его на прогулку и постарайся сделать, чтобы Науменко вас увидела. Она девушка режимная, скажу я тебе, и каждый вечер прогуливается от Михайловского к Тригорскому с шести до девяти.

— А что будет, когда она нас увидит?

— Беру на себя.

— Но я тоже хочу знать.

— Будет то, что, может, хоть уедет, больше ничего. Или писать перестанет. Я ей сегодня предлагал уехать — отказалась. Не хочет терять ни заработки, ни кавалера. Она пишет — он пьет. Она его топит, а он не сильно-то и виноват. Деньги с депутата снял, а рукопись вернул.

— Да-a уж, — удивилась Нина. — Везде успел. А я думала, куда он ходит, девушку свою навещает, что ли? Ревновала. Слова не сказал.

— Да я тебя, собственно, не виню. Ну как, договорились?

— Погоди. А что она сделает, когда увидит?

— Что-нибудь да сделает. Она вас на публике ни разу не видала, вы ж дома прячетесь. А тут официально, под ручку, не железная, должна обидеться.

— Хуже будет, Михаил. Она не женщина.

— Но если ей позволить делать что вздумается, его враз посадят.

— Я этого не могу, — вздохнула Нина. — Пусть все остается как есть. Он не тюфяк, с Натальей разберется, это их отношения. Я не могу вмешиваться, он сам такие вещи должен решать. Иначе какая это жизнь?

— Но она-то в вашу жизнь вмешалась.

— Она отвечает за себя, я за себя. — Нина была непоколебима.

Шишкин озадаченно развернулся и побрел назад. С простыми трюками не подъедешь… Все с проблемами, Нина тоже голову морочит. Подцепила парня, увела, а теперь хочет, чтобы он все сам решал. Непоследовательно, уходит от ответственности. Стоп. Она ведь сейчас сказала, что не в курсе авиловских махинаций с рукописью. И он ей сразу поверил. Профессиональной актрисе поверил. А если, чем черт не шутит, это на самом деле так, то нечего ждать, что рукопись вернут… Вернуть ее заинтересован только Авилов. А не факт, что она у него. Она может быть и у нее. Ну елки-палки, что за люди! Вместе живут, договориться не могут… Он ошибся, думая, что они вместе. А может, и не ошибся, а его заморочили. Ведь как актеры зарабатывают? Они играют, а ты веришь. Нина говорит, а глаза, и руки, и движения так естественны, что и сомнений никаких. Отходишь на двадцать метров — ба! Да не дурак ли ты? Сама-то она знает, где у ней черта между игрой и жизнью? Не похоже.

Авилов весь день прострадал над чистым листком. Два часа смотрел в окно, писал три слова, вычеркивал, снова смотрел, писал еще два, вычеркивал. Когда наступили сумерки, он предложил Нине: «Пошли прогуляемся». Нина отказалась, но через час просьба повторилась. Было десять вечера, солнце давно зашло. Они оделись и вышли на улицу. Авилов был одет по-летнему, теплой одежды не нашлось, и он замерз. Они завернули в бар пансионата глотнуть чего-нибудь. В баре на высоком табурете сидела Наташа и писала прямо на стойке.

— Привет, — сказал ей Авилов. — Пишем донос оперу?

Наташа хмыкнула, собрала листки и вышла, тряхнув блестящими волосами, сразу снова обхватившими голову, как шлем. Авилов с Ниной выпили по пятьдесят граммов коньяку и вернулись домой. Через полчаса раздался телефонный звонок, и Нина услышала голос соперницы.

— Рукопись у меня. Я отдам ее, если понадобится, только вам и только при одном условии: что вы оставите его в покое. Обращайтесь.

В трубке запели гудки.