– Вы не подумайте, что это все наше, – поспешно проговорила она, – тут еще Ромочки и Коленьки, а у нас торговля плохо идет! Ох, как плохо!
– Так, так, – сурово промолвил Опалин, входя в роль, – а эти Роман и Николай – кто?
– Как кто? Сыновья, отдельно живут, а Михаил Прокопьевич – зять мой. Но дела у него совсем никакие! Вы уж поверьте…
Гостя стал разбирать смех, и только усилием воли он сумел согнать с лица улыбку.
– Может быть, чайку? – льстиво пропела старушка, заглядывая ему в глаза. – Да вы раздевайтесь, раздевайтесь! А Петр Степанович что, больше не служит?
Иван догадался, что Петр Степанович был, должно быть, знакомый хозяевам фининспектор и что он – вполне вероятно – брал с них взятки, чтобы снизить ставку налога, который они должны были платить государству. Опалина так и подмывало сказать, что Петра Степановича посадили, но он не успел, потому что вернулась Оля и привела с собой плечистого блондина лет сорока с вьющимися волосами и широким открытым лицом того типа, какой бывает у людей, которые всюду являются душой компании. На блондине были косоворотка, темно-серые штаны галифе и сапоги, в которых он, несмотря на довольно внушительные габариты, ступал совершенно бесшумно.
– Вот он, – пропищала девочка, указывая на Опалина.
Блондин улыбнулся так широко, так сердечно, словно увидел лучшего друга, с которым не встречался несколько лет. «Да он актер», – мелькнуло в голове у ошеломленного Опалина, и тут он сообразил – с некоторым опозданием, – что сам глупо улыбается в ответ.
– Миша!.. – тихо простонала Степанида Ивановна, глазами указывая на завалы материй в комнате.
– Ничего, сейчас все уладим, – весело пообещал Дымовицкий, подойдя к Опалину. – Что ж вы? Разоблачайтесь. Сейчас чайку принесем… или, может, чего покрепче? А?
– Меня к вам Логинов послал, – буркнул Опалин, начиная сердиться. – И я не фин. Я… мне совет нужен, по одному серьезному делу.
И тут он увидел, что люди действительно, как пишут в романах, могут застыть на месте – да, вот так буквально: взять и застыть. Первым опомнился хозяин.
– Боже! – Он хлопнул в ладоши. – Мамаша, какое счастье! Это не фин! Фух, аж гора с плеч долой… Олька! Иди куда-нибудь… леденцов себе внизу купи, что ли! Мамаша! Да бросьте вы эти тряпки, принесите нам чего-нибудь… – Затем он переключился на Опалина: – Давай раздевайся, посидим, поговорим, раз такое дело… Ну как там Карп? Все клянется сменить свое имя и никак новое выбрать не может?
Олька убежала, Степанида Ивановна удалилась на кухню. Опалин снял верхнюю одежду и повесил ее на крючок, попутно отвечая на вопросы, которыми его забросал Дымовицкий. Да, с Петровичем все по-прежнему. Нет, имя он не сменил.
– Что это у тебя за бумажки такие? – спросил Дымовицкий, глядя на обложку дела, которое Опалин положил на край стола.
– А, так. Дело одно расследую. Девушка попала под трамвай, одни говорят, что бросилась из-за несчастной любви, другие – что у ее отца враги были. Вот и…
– А почему угрозыск этим занимается?
– Там отец непростой. В Моссовете он.
– Да? – Бывший агент хмыкнул и почесал щеку. – Пиши «несчастный случай», и точка.
– Слушай, ну там все серьезно…
– Ты подумай сам: напишешь, что самоубийство – он начнет на парня бочку катить; напишешь, что враги толкнули дочь под трамвай – там такие могут быть интриги, что тебя же первого и сожрут, костей не соберешь. Э! Сколько я в угрозыске работал… Слушай, тебя как вообще зовут?
– Ваня я. Опалин.
– Так вот, Ваня: строго между нами… и вообще… – Дымовицкий снял материи со стула, потом со стола и придвинул к нему стул, а сам сел на край дивана неподалеку. – Ладно. Чай сейчас будет…
– Ты что, в торговлю подался? – не удержался Иван, садясь на стул.
– Как видишь, – хохотнул Дымовицкий. – Лавку имею и кое-какой доход.
– Кое-какой?
– Да я пошутил. Деньги есть, жизнью рисковать не надо, жена мне плешь не проедает…
– У тебя же нет плеши, – несмело заметил Опалин.
– Это просто так говорится. А угрозыск – что угрозыск? В любой момент убить могут. И не переплачивают. Надоело мне все. Вот я и ушел. И если Карп надеется, что я вернусь обратно…
– Почему ты…
– Да так, дошли до меня кое-какие слухи, – улыбка Дымовицкого стала жесткой и определенно недоброй. – Это правда, что Ларион наших недавно положил?
– Да. Четверых.
– Что ж они так?.. Нехорошо, Ваня. Очень нехорошо.
– Я тебе сейчас все расскажу, – поспешно сказал Опалин и действительно рассказал, не опуская ни одной детали. Слушая его, Дымовицкий придвинулся ближе, а когда гость замолчал, рассеянно стал смотреть куда-то в сторону, барабаня пальцами по столу.
– Теперь я должен его найти, – сказал Опалин. – Иначе товарищи… они будут думать, что я мог сдать своих…
Дымовицкий резко мотнул головой, словно отгоняя назойливую муху.
– И что? Пусть думают.
– Ты спятил, что ли? – возмутился Иван.
– Нет, это ты спятил, если веришь, что возьмешь Лариона в одиночку, – отрезал Дымовицкий. – Какая тебе разница, кто что думает? Плевать на них и на дурака Келлера тоже.
– Но… – Опалин был так ошеломлен, что не мог подобрать слов.