Судья и историк. Размышления на полях процесса Софри

Это пространное заявление заключает в себе чистую тавтологию: мы помним только то, что помним. Не будем тревожить Пруста или Фрейда; все знают по своему опыту, что несущественные на вид события или детали, которые на первый взгляд не «способны стать объектом воспоминания», напротив, хорошо врезаются в память. Впрочем, здесь важно подчеркнуть другое. С точки зрения пятой коллегии, когда Марино вспоминает факты, случившиеся шестнадцать лет назад, то он достоин доверия; когда вспоминают товарищи Бомпресси, то делают это слишком подробно и, следовательно, доверия не внушают. Однако если те же друзья или комиссар полиции Костантино заявляют, что не помнят о столь удивительном обстоятельстве, как предполагаемое резкое осветление волос Бомпресси, то не беда: члены пятой коллегии невозмутимо заключают, что «легкое осветление волос и незначительное изменение прически хотя и способны на деле запутать расследование, но, конечно, не могут привести к изменениям, которые следовало бы специально отметить и, главное, помнить спустя восемнадцать лет» (V Sez., с. 101).

На предполагаемое осветление волос, сделавшее сходство Бомпресси со словесным портретом убийцы Калабрези еще более явным, обратила внимание Вильярди Паравиа. Как я объяснял (см. выше, с. 97), история с осветленными волосами, вероятно, восходит к путанице между словесным портретом преступника и словесным портретом мужчины, который приобрел складной зонт, найденный в автомобиле участников покушения. В любом случае возможный комментарий Вильярди, о котором мы знаем со слов Леонардо Марино и его спутницы Антонии Бистольфи и который посему требует дополнительных подтверждений, так или иначе остается оценочным суждением, комментарием, а не доказательством. Однако именно последним сочли его судьи пятой коллегии.

Члены объединенных секций заявили, что не могут принять одно из утверждений, содержавшихся в приговоре Апелляционного суда (№ 2), а именно «что уникальность факта, нуждающегося в проверке, позволяет обратиться к другой структуре доказательства, поэтому если оказывается, что некий факт по природе своей с трудом поддается обоснованию, то тогда мы должны ограничиться доказательством меньшей значимости… Проблема также не решается с помощью аргумента об опасности, что тяжкие поступки останутся безнаказанными, поскольку этот [принцип] может и должен привести к усовершенствованию инструментов, используемых при поиске доказательств, но не может привести к тому, что мы минуем важную веху на пути правовой культуры» (SU, с. 86–87).

Призыв к «усовершенствованию инструментов, используемых при поиске доказательств» невольно выглядит иронично (в глазах тех, кто следил за логикой комментария к приговору пятой коллегии). Прекрасное усовершенствование! Адриано Софри, Джорджо Пьетростефани и Овидио Бомпресси без доказательств осудили на двадцать два года тюрьмы. Их обвинение основано лишь словах «раскаявшегося» (кавычки здесь необходимы) Леонардо Марино.

8. В приговоре суда после повторного направления дела на новое рассмотрение в Апелляционный суд Милана (процесс № 6) троим осужденным было отказано в смягчающих обстоятельствах общего характера под тем предлогом, что, как отметили судьи пятой коллегии, «в речах подсудимых отсутствовали какие-либо признаки раскаяния, угрызений совести, осознания вины».

Эта претензия нарушает одно самое простое право человека: защищать собственную невиновность, а Софри, Пьетростефани и Бомпресси продолжали о ней говорить. Человеческая юстиция подвержена ошибкам; зачем же желать, чтобы подсудимый испытывал угрызения совести за преступление, которого, быть может, он не совершал? Впрочем, потребность в раскаянии, угрызениях совести, осознании вины, отречении проистекает из судов совсем иного рода – из трибуналов инквизиции.

К.Г.

Хронология

12 декабря 1969 г. В кульминационный момент борьбы рабочих за свои права во время «жаркой осени» происходят четыре теракта – взрывы в Риме (Алтарь Отечества и Национальный банк труда) и в Милане (Коммерческий банк и Сельскохозяйственный банк). Во время последнего теракта было убито шестнадцать человек. Полиция, правительственные органы и крупные печатные издания сразу же объявили об ответственности анархистов.