Судья и историк. Размышления на полях процесса Софри

Впрочем, в приговоре Апелляционного суда (процесс № 6) подчеркивалось «для полноты картины», как это подметили члены пятой коллегии, «что доказательств присутствия Пьетростефани в Пизе 13 мая 1972 г. так и не обнаружилось, также не возникло определенности в вопросе о том, отсутствовал ли он в данном городе в означенный день» (V Sez., с. 90). Опять та же логика (с позволения сказать): бремя доказательства возложено, в данном случае с помощью намека, «для полноты картины» на обвиняемого, а не на обвинителя, как то предписывает закон. Этот сам по себе некорректный прием здесь к тому же лишен всякого смысла: зачем надо просить Пьетростефани доказать, что он не находился в Пизе 13 мая 1972 г., если человеком, поставившим под сомнение факт его присутствия, оказался его обвинитель Марино, изменивший собственные показания, что само по себе должно было лишить его заявления всех претензий на надежность? Более того, какое отношение все это имеет к обвинению, выдвинутому Марино против Пьетростефани и состоящему в том, что он являлся одним из заказчиков убийства Калабрези? Впрочем, в случае Пьетростефани также нашлись подтверждения, причем наисолиднейшие. Вот одно из них: Пьетростефани вместе с Софри утром того дня, когда убили Калабрези, находился в римской редакции газеты «Лотта континуа» в «томительном ожидании» новостей. Кто же это сказал? Разумеется, Марино. А вот еще одно доказательство: «Присутствие Пьетростефани – которое, конечно, нельзя признать постоянным – в Турине в 1971–1972 гг. и его встречи с Марино в доме супругов Буффо – Вильярди Паравиа…» (V Sez., с. 117). По мнению Апелляционного суда (процесс № 2), активное общение Пьетростефани с Марино в 1971–1972 гг. якобы доказывало, что Пьетростефани подстрекал Марино убить Калабрези: в этой аргументации члены объединенных секций нашли «логическую ошибку, которой достаточно, чтобы признать недействительным приговор суда Милана» (SU, с. 92). На процессе № 6 судьи вернулись к прежнему времяпровождению Пьетростефани, но в другой перспективе, принятой членами пятой коллегии: спутница Леонардо Марино Антония Бистольфи утверждала, что никогда не видела, как Пьетростефани «участвовал в совещаниях в туринском отделении движения или открыто занимался организационной деятельностью в этом городе; отсюда следует корректный вывод, что Пьетростефани ведал делами секретного подразделения…» (V Sez., с. 117). В общем, если источником обвинений выступает не Леонардо Марино, то они исходят от Антонии Бистольфи. Судьи объединенных секций обнаружили удивительный параллелизм между словами Марино и Бистольфи, отметив, что, стремясь проверить заявления Марино, следовало прежде всего удостовериться в надежности его спутницы, которая к тому же была автором писем к Адриано Софри, содержавших угрозы и написанных словно в бреду (SU, с. 47–48). Тем не менее члены пятой коллегии ответили, что в приговоре по процессу Апелляционного суда «полная достоверность показаний» свидетельницы Бистольфи «оказалась установлена по всем правилам» (V Sez., с. 117).

«Корректный вывод», основанный на заявлениях Антонии Бистольфи, разумеется, абсолютно голословен. По поводу существования и целей секретного подразделения внутри «Лотта континуа» члены объединенных секций высказали много сомнений. Они оспорили одно из заключений приговора апелляции (процесс № 2), согласно которому «ответственность Софри и Пьетростефани доказана даже вне зависимости от заявлений Марино» (SU, с. 49; см. также с. 71 и далее). Все начинается и заканчивается Марино (в отдельных случаях свидетельства Марино подтверждает его спутница Бистольфи). Доказательств – ноль.

7. Овидио Бомпресси, который, по словам Марино, физически совершил убийство комиссара Калабрези, в день преступления к 13:00 находился в Массе и занимался, как показывали восемнадцать лет спустя некоторые из его друзей, в то время активистов «Лотта континуа», составлением и распространением одной из листовок. В приговоре Апелляционного суда (процесс № 6) эти свидетели были объявлены по разным причинам не внушающими доверия. Особенную важность (как отмечают члены пятой коллегии) следует приписать «тому факту, что на временной дистанции в восемнадцать лет практически невозможно помнить о событии, никак не связанном ни с одним из элементов, способных стать объектом воспоминания, и в данном случае свидетели „помнили“ только о поступках, по сути, самого общего характера, сообщая об отпечатанной листовке, которую надлежало распространить, однако ничто не позволяет непременно заключить, что Бомпресси участвовал в этом деле» (V Sez., с. 98).