А концерт продолжался. Акробатов сменили два жонглера. Манипулируя шарами и кольцами, они так ловко и так чисто выполнили свой номер, что в притихшей публике то здесь, то там послышались возгласы одобрения:
— Вот это да!..
— Молодцы!..
— Ловко, ничего не скажешь!..
Хлопали и жонглерам. Наконец кругленький как катящийся шарик конферансье объявил, что сейчас выступит прославленный на всю Сибирь баянист Иван Маланин.
Имя этого слепого баяниста звучало чуть ли не каждую неделю по местному радио. А вот видеть его односельчанам не приходилось. Ветерок печали дохнул мне на душу. Пусть он и знаменитый из самых знаменитых, но ведь слепой… Слепой на всю жизнь… Зрители вглядывались в исклеванное оспой лицо уже немолодого баяниста, которого конферансье осторожно, поддерживая под локоть, вывел на середину сцены, где уже стояла табуретка.
Иван Маланин исполнял наигрыши русских народных песен. От песни к песне его лицо розовело все больше и больше, пальцы рук летали по клавишам неуловимо быстро, переборы баяна то переливались соловьиной трелью на самых высоких нотах, то падали до самых низких, когда отдаленным громом вступали в работу басы.
Самой природой обойденный с рождения музыкальным слухом, я, как и все, неистово хлопал слепому баянисту. А когда он, трижды вызванный толпой возгласом «Еще!..» (слово «бис» тогда в нашем селе вряд ли знали), играл свою заключительную мелодию, мне бросился в глаза рыжебородый мужик, стоявший рядом с бричкой. Держась одной рукой за дышло, он другой вытирал со щек слезы, приговаривая:
— Глаза бы тебе, родимый, глаза… И-и-х, жись…
Я почувствовал, как у меня наливаются слезы, и изо всех сил крепился, чтобы не расплакаться.
Выступление фокусника публика приняла с восторгом. Со всех сторон неслись «охи» и «ахи», возгласы удивления выплескивались из толпы после каждого ловкого движения артиста, который прятал шарик в рот, а через несколько секунд вытаскивал его из кармана. Чего только он не выделывал: прятал косынку или колоду карт в одно место, а находил их в другом, разрезал платок на несколько частей, клал лоскуты в шляпу, переворачивал ее и из шляпы вместо них падали разноцветные ленты; потом собирал эти ленты, комкал их в руках, бросал назад в перевернутую шляпу, надевал ее на голову и тут же на глазах у затаившей дыхание публики резким движением срывал с головы. На сцену посыпались лоскуты разрезанного минуту назад цветного платка.
Баба, чья широкая спина маячила передо мной, заставляя меня вытягиваться на одной ноге и вихляться из стороны в сторону, чтобы не пропустить ни одного движения фокусника, беспрестанно то охала, то качала головой, всплескивала руками и восклицала:
— Ба!.. Гля-гля… Да он чо?!. Ну и леший!..
Около двух часов продолжался концерт, а публика все прибывала. Конные ряды ярмарки почти обезлюдели, некоторые ларьки даже закрылись: продавцы на час-другой прервали торговлю, чтобы посмотреть концерт.
Молодух и танцоров в украинских костюмах не отпускали долго, заставляя повторять особо понравившийся юмористический танец. Актриса в ярком цветастом наряде с платком на плечах, кисти которого чуть ли не достигали колен, под гитару пела цыганские романсы и при этом так трясла худенькими плечами, что казалось, вырви из ее рук гитару, и она пустится в жаркий цыганский пляс.
Чего только не показывали артисты: танцевали, пели, читали светловскую «Гренаду», басни Крылова…
Как ни приковывал мое внимание концерт, я все-таки нет-нет да и касался ладонью живота, где слегка похрустывали шесть новеньких трешниц. Зрительский восторг сливался с радостью обладателя такого неожиданного и недетского богатства.
После небольшой паузы конферансье многозначительно поднял руку, чего он не делал раньше, и поднес ко рту рупор. В ожидании чего-то нового, необычного глухо шумевшая ярмарочная толпа затихла.
— А сейчас, товарищи зрители, объявляется конкурс на пляску! Тех, у кого горячая кровь, а в ногах спрятались молнии, прошу пройти в артистическую кабину! — Он показал в сторону фанерной будки в углу подмостков, откуда после объявления номера выходили артисты. — Будем плясать «Цыганочку» и «Барыню»! Победители конкурса получат премии: первую, вторую и третью. А сейчас перерыв на пятнадцать минут.
Толпа загудела, понеслись выкрики:
— А что за премии?
— А это, товарищи, секрет! — ответил конферансье. — Призы оригинальные и интересные! Спешите в кабину, а то будет поздно.
«Ведь найдутся же смельчаки, — думал я. — И чего-нибудь выпляшут. Если не денег, то какой-нибудь подарок, а то, глядишь, и ружьишко». Тут я вспомнил, как один из моих дядьев по матери, заядлый охотник и рыбак, дядя Егор, на соревнованиях охотников в Новосибирске получил первый приз — дорогое двухствольное ружье, о котором давно мечтал.