Заканчивалась первая неделя моих цирковых упражнений. Я жил словно в угаре, окруженный незнакомыми мне шумливыми развязными людьми в фетровых шляпах, пожимавшими мне руки, предлагавшими дружбу и выпивку. Меня начинала тяготить эта непривычная жизнь и, честное слово, я бы предпочел очутиться вместо апартамента с медвежьими шкурами на полу и столиками с заказанным ужином, поднимающимися из гостиничной кухни прямо в апартамент на лифте - у старухи Макбот, так жестоко со мной обошедшейся. Мне осточертел ананасовый сок, о котором я так мечтал в свое время - теперь я пил его в изобилии.
Газеты буйствовали, одни - называя бандитом, взломщиком несгораемых касс и растлителем малолетних Агамемнона Скарпия, другие - награждая еще более нелестными эпитетами его противника - Герта Гессарта.
Каждый день в Лабардане происходили предвыборные собрания обеих партий, на которых разыгрывались такие побоища, каких не видывал еще ни один матч бокса.
Выступая вечером в цирке, я заметил среди множества ежедневно сменявшихся лиц два лица, бывавших каждый вечер, но ни разу не задавших мне ни одного вопроса. Один был мрачный человек в черном, опиравшийся острым подбородком на палку с серебряным набалдашником, а другая... на другой я часто останавливал взгляд и всегда встречал ответный взгляд синих глаз. Это была девушка, юная и прелестная, очень похожая на падчерицу Гро Фриша-Лесс. Положив ногу на ногу, обутые в крохотные синие туфельки, она не сводила с меня глаз. И странное дело - в ее присутствии мне становилось неловко использовывать все те театральные штучки, которые придумал для меня Дьюбью, и я, игнорируя сердитые взгляды директора, стоявшего у черного занавеса, переставал трястись, прикладывать руку ко лбу и выкидывать все эти надоевшие мне фокусы. Я мечтал, чтобы мне удалось прочесть необыкновенную мысль, которая поразит незнакомку. К сожалению, все мысли моих клиентов были пошлы и плоски, как асфальт на Причальной набережной. И вот раз, я хорошо помню, это произошло в воскресенье, когда шталмейстер вызывал на арену очередную жертву, она вдруг встала и легко, словно птица, вышла на середину арены. Послышались смешки - ни одна девушка не выставляла еще себя на показ под неумолимый свет и жужжанье юпитеров.
- О чем я думаю, прозорливец? - спросила она. Голос ее был музыкален и приятен. Я пристально посмотрел на нее, сосредоточился и... о, ужас! - я не мог произнести вслух того, что прочел в ее глазах и в ее маленькой, курчавой головке. Чуть не задохнувшись от волнения и счастья, я пробормотал что-то насчет того, что я не могу передать ее мыслей всему цирку, настолько они интимны и сокровенны ("Громче!" - крикнул кто-то из верхних рядов).
- Неужели? - спросила она, чуть улыбаясь. - Мне нет дела до других.
- Вас зовут Сэйни, - сказал я. - И вот ровно неделю вы любите человека, которого видите в первый раз в жизни и совершенно не знаете. Вы хотите, чтобы он узнал это. Вы хотите узнать о нем как можно больше.
- Все правильно, - сказала она. - Благодарю вас.
И она пошла на свое место.
Цирк бесновался от восторга.
В этот вечер я почувствовал себя на седьмом небе и, придя в гостиницу, думал только о ней.
- Сэйни, - повторял я. - Сэйни, Сэйни... Вот оно, мое счастье! Ко мне пришло мое счастье!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Я ПРОВАЛИВАЮ КАНДИДАТА В ПРЕЗИДЕНТЫ БАТАТЫ
На другое утро ко мне без стука вошел Агамемнон Скарпия.
- Я вижу, вы неплохо устроились, - сказал он, оглядывая мой номер.
Его бульдожье лицо выразило подобие улыбки.
- Вам пора бросить это занятие паяцев, - продолжал он без предисловий. - Я предоставлю вам другую арену. Вы поедете со мной на предвыборное собрание "независимых патриотов" и провалите их кандидата.
- То-есть как это - провалю? - спросил я.
- Настоящий вы прозорливец или вас выдумали газеты - мне наплевать, - продолжал он грубо. - Во всяком случае, мои газеты раздули вас больше, чем все другие. Вы выступите после этого бандита Герта Гессарта и заявите, что все то, что творится в его башке, прямая противоположность тому, что он там барабанит. Так как весь Лабардан сходит от вас с ума, эти безмозглые идиоты вам поверят.
- Я думаю, мне следует отказаться от вашего предложения, - сказал я. - Вы так категорически требуете, чтобы я поступил против своей совести...
- Плевал я на вашу совесть, - отрезал Агамемнон Скарпия, и лицо его стало жестоким. - Не мешает вам знать, что через две недели я стану президентом...
- Вы в этом убеждены? - спросил я, возмущенный его самоуверенностью.
- Но, но, не вздумайте еще читать мои мысли! - поспешно сказал Агамемнон Скарпия. Глядя ему прямо в глаза, отчего они, беспощадные и самоуверенные вдруг трусливо забегали, я отчеканил: