Судьба открытия

— Э-э, как сказать это… — тянет офицер, приподнимая над ящиком пачку смятых печатных листков, похожую на россыпь книжных страниц. — Серьезная улика, понимаете ли. Явно прокламации…

Вскочив, Лисицын хотел крикнуть, что это бессовестная ложь: никаких прокламаций не было, жандармы их сами наглым образом подсунули, он отлично знает, что именно было в ящике и чего здесь не было…

Но он не крикнул: захватило дыхание. Он увидел у дверей костюм в черно-белую клеточку, широкий подбородок, неповторимого нахальства злорадную ухмылку. Будто делая частые глотки, Лисицын отшатнулся назад. Рука его ловила воздух. Неловким, медленным движением он опустился обратно на стул.

А офицер идет к нему. Подходит, вроде как бы наплывает в бреду или кошмаре. Не без сарказма говорит:

— Чего же было ждать другого, милостивый государь! Ну вот, отправимся скоро. В халате на улице вам вряд ли будет удобно. Переодеться надо пока, если желаете.

Смысл слов до Лисицына не сразу дошел. Он смотрел на усатое лоснящееся лицо, на сизый нос, увенчанный очками, и глядя, только чувствовал, что ненавидит.

— Приготовиться надо, — строго повторил офицер.

— К… чему… приготовиться? — спросил Лисицын, изнемогая от ненависти и ощущения чего-то темного и грозного, застилающего мир.

— Э! — седые усы зашевелились. — Прикидывается, как это, что ли… ну — простачком.

— Да вы… да неужели вы арестовать меня хотите?

— Ишь, испугался! — сказал тогда офицер рябому вахмистру, стоявшему рядом. — А на меня уставить дуло пистолета… — он затряс пальцем перед Лисицыным, — небось не пугался! Возмутительные прокламации… Сообщника укрыть — тоже не пугался!..

Впоследствии Лисицын не мог вспомнить, крикнул ли он: «Врешь, негодяй!», либо это промелькнуло в мыслях, не осуществившись. В памяти — провалы и обрывы…

Вся кровь куда-то отлила. Думает. Лоб в резких морщинах, буграми. Наконец — вот оно, самое-самое главное!

— А лаборатория? — услышал он собственный вопль. — Как вы смеете! А моя лаборатория?..

Перед ним — ехидное, лоснящееся, сизое:

— Это вы не беспокойтесь. Без вас распорядимся тут… без вас, как это называется. — И хриплый басок офицера мямлит уже вдалеке: — Вам, господа понятые… э-э… понадобится здесь сегодня поприсутствовать до вечера. Эксперты наши придут, будут работать. Да-с… Аптека-то вон до чего как сомнительна…

Лисицын озирается, снова озирается. Почти беззвучно выговаривает побелевшими губами:

— Наложат лапу… на твой синтез… на самого тебя.

— Сказано — идите одеваться! Ну! — Вахмистр грубо подтолкнул его.

Нетвердо ступая, Лисицын делает пять-шесть шагов.

На особой полочке, в подставке, длинной батарейкой протянулся ряд запечатанных пробирок — образцы веществ, вся история опытов по синтезу. Стремительным и неожиданным рывком Лисицын сбросил подставку и, торопясь, принялся давить ногой пробирки на полу. Вахмистр схватил его за плечи, отшвырнул вдоль стены на целую сажень — к мраморному щиту с выключателями.

— Что он уничтожил, что там? — Офицер бежит к пробиркам, наклоняется, глядя на растоптанное вдребезги. И тотчас — вахмистру: — Несдобровать тебе, если он к чему-нибудь еще здесь прикоснется!

Лисицын — будто с изумлением:

— Как? Это я, что ли?.. Я не могу прикасаться?!

А из-за спины офицера выглянул Микульский…

Зрачки Лисицына стали широкими, неподвижными. Его рука поднялась, ощупала мрамор, нашла выключатель. На большом лабораторном столе вспыхнули ярчайшие лампы, окруженные конусами плавно закрутившихся абажуров. Изумрудными лучами засверкали фильтры — один, другой, третий — быстро, по очереди.

Все, кто был в лаборатории, сразу сморщившись, в первый миг смотрели лишь на поразительную игру света.

Когда офицер перевел взгляд на Лисицына, тот был страшен. В его глазах отражалось зеленое сияние, рот был открыт, борода топорщилась; над его головой в вытянутых вверх руках вздрагивала ведерная бутыль с какой-то жидкостью.

— Держи его! — закричал офицер и сам прыгнул в сторону Лисицына.

Бутыль описала в воздухе дугу, с грохотом ударилась о приборы посередине стола. Взметнулся сноп голубого пламени, пахнуло нестерпимым жаром.

На людях горели волосы, одежда. Нечем стало дышать. Кто-то вытащил Лисицына из комнаты. А пылающая жидкость растекалась по всей квартире, вздымая тут и там вихри огня.

Обожженные, в прогоревших шинелях жандармы, тесным кольцом обступив арестованного, спустя несколько минут уже шли по улице. Позади, сопровождаемый только одним вахмистром, ковылял Егор Егорыч.

Из окон квартиры на третьем этаже со звоном высыпались стекла, вырывались пляшущие огненные языки. Над крышей клубился черный дым.

Часть II

Глава I. ХАРИТОНОВСКИЙ РУДНИК

1

Купец Обросимов решил поразить студента-репетитора сенсацией:

— Лисицын-то… который сахар делал… представьте, оказался шарлатаном! Обыкновенный уголовный преступник. Ловко под видом ученого прятался! Поджигатель: дом подожжет, во время пожара грабит.