Судьба открытия

Григорий Иванович ходил по комнате и думал, что Шаповалов — он еще студентом был такой — человек замечательной целеустремленности, умеет к тому же найти в спутанном клубке нужную нить; что мысль Шаповалова о возможном присутствии следов растительных ферментов, не удаленных при очистке древесины, вызывающих побочные процессы при реакциях, — здравая идея, единственно, пожалуй, верная идея. Вот в эту сторону и надо итти: можно талантливо решить вопрос. Это будет — общими усилиями. Ну, тем лучше, пусть общими усилиями: так надежнее. Вообще — хорошие люди, размышлял профессор, работают в лаборатории. И советуются друг с другом, и помогают друг другу — прекрасные, нужно сказать, товарищи. В прежнее время мало было таких; раньше каждый сам в своем соку варился. Как придет Петр Протасович, надо вместе с ним наметить основные тезисы отчета. Академия наук торопит. Надо написать сегодня же.

«Сегодня же, — подумал Зберовский, остановился, забарабанил пальцами по подоконнику. — И перспективную наметку изысканий по энзимам» этим ферментам… Да что же его нет? Четверть третьего!»

А Шаповалов между тем уже был в лаборатории, стоял в вестибюле, разговаривал с каким-то солдатом.

Лишь только он успел войти в дверь, незнакомый солдат (демобилизованный, как видно, — без погон), шептавшийся о чем-то с дежурным вахтером, одернул на себе гимнастерку; четко, по-уставному шагнул Петру Протасовичу навстречу; приставив ногу, доложил:

— От начальника гаража Мирошниченко из Калининградской области! — и подал заклеенный конверт.

Потом достал из кармана второй конверт, потолще, обвязанный шпагатом, покрытый сургучными печатями. На каждом из них была надпись:

«В лабораторию профессора Зберовского. Самому профессору либо в партийную организацию лаборатории».

— Сказали, вы — парторг, — добавил солдат. — Разрешите узнать: это точно?

— Точно, — ответил Шаповалов. Подумал: «Кто это — начальник гаража Мирошниченко. И неужели тоже гидролизом интересуется? Странно!»

Петр Протасович разорвал первый конверт. Искоса взглянул на солдата.

— В отпуск, что ли, едете? — спросил он его. — По пути?

— Нет, — ответил тот. — На автозавод командирован, в Горький. И к вам приказано с пакетами явиться.

— Неужели специально?

— По почте товарищ техник-механик не могли — адреса вашего в точности не знают. Мне поручили разыскать. Еле нашел. — Солдат улыбнулся. — Вчера еще приехал. Вы извините…

— Вот как, — сказал Шаповалов и принялся читать.

«Дорогие товарищи, — писал незнакомый человек. — Не знаю, может беспокою вас зря. Однако всякий из советских граждан при этих обстоятельствах поступил бы так же.

Расскажу по порядку, чтобы было ясно. Случилась такая история. Шоферы нашего гаража решили помочь соседнему колхозу построить электростанцию. Понятно, для фундаментов и стен понадобился камень. А тут развалины старых немецких зданий почти на каждом шагу. Вот мы и начали разбирать какую-то разбитую вдребезги немецкую усадьбу.

Среди щебня, всяческого хлама обнаружился несгораемый шкаф. Он был основательно попорчен — сплющен, очевидно, взрывом; и ржавое железо — в трещинах. Однако шоферы наши — слесаря добрые: мигом его открыли. Туда, я думаю, не раз проникала дождевая вода. Его содержимое оказалось большей частью размокшим, ни на что не годным; пачки гитлеровских денег, акции, процентные бумаги — все это шоферы тотчас выбросили. Но там же, в шкафу, нашлась еще исписанная по-русски записная книжка. Вернее, половина книжки: переплет уцелел, а нижняя половина всех страниц сгнила, рассыпалась при первом прикосновении в труху.

Простите, мы не химики — мы можем, конечно, ошибаться. Разглядывая ветхие обрывки страниц, мы подумали, что — чем чорт не шутит! — вдруг здесь содержатся важные для науки сведения. Речь идет, кажется, об искусственном получении крахмала и сахара.

Снова вернувшись к выброшенным из шкафа бумагам, мы отыскали тетрадь, точнее — несколько листов от нее, где русский текст записной книжки переведен на немецкий язык. Остальные листы тетради превратились в кисель. Записная книжка сохранилась лучше — она была в металлическом футлярчике, очень ржавом, правда.

Находка заинтересовала прежде всего самих шоферов, открывших несгораемый шкаф. Они-то, собственно, и обратили внимание на возможную научную ценность находки, доложили мне. Я принял решение послать ее вам.

Если ошибся адресом — прошу, товарищи, передать материалы по назначению. А нам сообщите о результатах: нам будет приятно, если находка наша окажется хоть немного полезной для науки и для государства.

Техник-механик Мирошниченко».

Когда Шаповалов вошел в кабинет Зберовского, профессор сидел за письменным столом, чинил карандаш.

— Григорий Иванович, — крикнул Шаповалов, — смотрите! — и положил на стол, обдав профессора острым запахом плесени, записную книжку в буром, похожем на еловую кору переплете.

Зберовский поднял взгляд, удивленно спросил:

— Что это вы?