Судьба (книга первая)

— Что ты! Что ты!! — замахала руками Энекути. — Разве можно этой вертушке Огульнязик серьёзные дела поручать. Да она сразу ишану-ага донесёт… Что ты!..

— Как же нам быть дальше? — беспомощно спросил Черкез.

Энекути, не переставая всхлипывать, подумала и вдруг радостно закричала:

— Нашла!.. Нашла!.. Сейчас… жди… Приведу её! — и шариком выкатилась из кельи. В мгновение ока докатилась она до кибитки Узук и припала к дверной щели: слава богу, ушла Огульнязик! Энекути толкнула дверь, ввалилась в кибитку, схватила за руку девушку.

— Идём… Вставай быстрее!.. Ждут тебя!..

— Что случилось? — спросила встревоженная Узук. — Куда идти?.. Кто меня ждёт?..

— Вставай же скорее! — захлёбывалась Энекути. Парень тот приехал… Которому ты привет через старуху передавала.

— Ой, что ты! — Узук вскочила ка ноги. — Где он?! Идём скорее!..

Направленная Энекути, она быстро пересекла двор, вбежала в келью и замерла, увидев молодого ишана Черкеза. В следующее мгновение девушка кинулась назад, но отскочила, ударившись о мягкий шар: толстая Энекути второй раз поворачивала ключ в дверном замке.

— Ваш приятный вид стоит одной девушки! — сказал Черкез. — Откройте своё лицо и посмотрите на меня: может быть, мой вид тоже стоит одного юноши?

Не отвечая, Узук метнулась к окошку, рванула занавеску, но узкая щель едва бы пропустила её, вдобавок в окне была решётка. Девушка в тоске прошептала:

— Господи… тут дом ишанов или зиндан?[57] Куда меня горькая судьба моя привела?

— Не горькая судьба, а сладкое счастье привело вас сюда, — засмеялся Черкез.

— Конечно! — услужливо подхватила Энекути. — Верный человек предлагает тебе, девушка, руку и помощь! Почему бы тебе не поручить свою судьбу верному человеку? От всех зол избавишься сразу, тень птицы Хумай падёт на твою голову…

— А на твою, черномазая сводня, пусть этот дом обрушится! — зло отпарировала Узук. Но Энекути, как мы уже знаем, умела не слышать того, чего не хотела слышать.

— Ай, Узукджемал, — запела она, стараясь придать своему гнусавому голосу мягкость и теплоту, — зачем ты сердишься? Два сильных рода за тебя тягаются… конца-краю той тяжбе не видать. В Ашхабад тебя повезут, в большой суд, лицо перед чужими открыть заставят… Неужто мало тебе прежнего позора?

Узук рванула с головы накидку, стремительно обернулась к попятившейся Энекути.

— Пусть везут! Хоть на тот свет пусть везут! Не вам жалеть меня!.. И не вам — она повернулась к Черкезу.

Нет, это была не прежняя Узук… Скромную, редкую девочку, стыдливо красневшую по любому поводу и без повода, умчал дикий конь в недобрую даль и сбросил где-то в степном овраге. На несколько минут вернулась она в большой зал, к столу с красным бархатом — и ушла навсегда. Нет больше девочки, на её лёгких следах уже поднялась трава и даже росной тропинки не видно — припорошили её новые холодные росы… Осталась одна женщина. Измученная, страдающая, сомневающаяся, негодующая. Нет в ней робости — только злое отчаяние, нет стыда перед законами — только бессильный вызов жестокому, беспощадному миру! Но как она хороша в своём гневе, эта женщина! Её огромные глаза горят ярче звёзд и светильников, её побледневшее от страданий и негодования лицо дышит чарующей нежностью…

— Не торопитесь… — от волнения хрипловато сказал Черкез. — Мне нужно кое-что сказать вам… А потом я отпущу вас с миром…

— Не о чём говорить нам с тобой, ишан. — Узум сердито дёрнула дверь. — Я не за тем пришла, чтобы твои слова слушать.

— Но всё же послушать придётся. — Черкез показал ей ключ, взятый у Энекути. — Вы не сильнее железного замка… Успокойтесь. Я не собираюсь причинить вам зло. Только несколько слов скажу — и всё.

Напряжение, державшее Узук, отпустило, и девушка почувствовала, что из глаз — не сдержать никак! — катятся слёзы. Отвернувшись, она набросила: на голову накидку.

— Не отворачивайте лицо своё! — попросил Черкез. — Дайте хоть немножко полюбоваться им… Ваше прекрасное сердце видно на вашем лице!

— Сердце не сачак — перед каждым не расстелишь, — глухо ответила Узук.

— Говорите, говорите ещё… Ваш голос — как соловьиное пеньё из сада…

— Кому пеньё, а кому — яд…

— Всё равно! Любой яд готов испить из ваших ручек, моя любимая… Яд станет для меня животворной влагой!

— Не называй меня так! Твои любимые у тебя дома сидят!

— Зачем ты так мучишь парня, девушка… — вкрадчиво заговорила Энекути, подходя к Узук.

— Отойди, мерзавка поганая! — Узук так сильно оттолкнула Энекути, что та, охнув, ударилась о стену. — Откройте дверь!.. Иначе я разобью её!.. — Девушка забарабанила кулаками в запертую дверь.

Черкез засмеялся.

— Ручки свои пожалейте, цветок мой! Эта дверь не стоит того, чтобы вы прикасались к ней… Лучше меня стукните своим кулачком — каждый ваш удар будет для меня царской наградой…

Узук в отчаянии прижалась лицом к шершавым доскам.

— Ну, взгляните на меня, не противьтесь. — Черкез потянул её за край накидки. — Всё равно до утра продержу вас в этой кибитке… Вы разве хотите, чтобы утром вас увидели выходящей отсюда?

Узук не отвечала. Черкез сказал нетерпеливо и нежно: