Судьба (книга первая)

— Я тебе ещё расскажу о ней! Вот эта самая келья с домовым, знаешь, когда она появилась? Вернее, домовой появился? Года три назад!.. Привезли сюда одну молодую женщину. Рослая, красивая, глаза чёрные — так и горят! В общем не хуже тебя, загляденье одно… Привезли и говорят: припадочная, мол. Какие там припадки! Здоровущая женщина, только психует: выдали её замуж за какого-то урода — слепого, горбатого, глупого. Тут поневоле припадки начнутся… Что же дальше было, слушай… Вот эта самая Энекути привела женщину в крайнюю келью — там ещё не было домового — и познакомила с Черкезом. И всё — прошли припадки. А в келье — домовой поселился. Женщина теперь каждый год приезжает к нам. Поживёт два-три месяца — и опять здорова… И как это я, глупая, раньше не сообразила, что Черкез с Энекути домового придумали, чтобы та келья всегда пустая была! А вот ты сказала — и сразу мне теперь всё ясно!.. Однако попробуй расскажи кому — света белого не взвидишь… Бедные рабы божьи! Едут, жён и дочерей тут со спокойной совестью оставляют… — Огульнязик махнула рукой.

Узук, конечно, уже понимала, что это за святые места: что сам ишан и его сын — плуты и обманщики. Но то, что она услышала от Огульнязик, было выше её понимания. Так беззастенчиво, бесстыдно попирать святость веры и законов, данных пророком! И гром над ними не грянет, и земля не поглотит святотатцев… Да есть ли в таком случае сама вера? Есть ли пророк?! Почему он не видит, что его служители издеваются над ним, смеются, оскорбляют каждый день! Почему он безмолвно терпит поруганно? Или, может быть, у него сил нет, чтобы наказать преступающих законы его?.. Пословица говорит: «Если аллах не помог, на пророка не надейся». Так почему же аллах молчит! Ведь оскорбляя пророка, люди оскорбляют самого бога, а он терпеливо всё сносит. Может быть, и сам аллах бессилен перед людьми?..

Узук стало не по себе от таких крамольных мыслей. А Огульнязик между тем стала рассказывать свою собственную историю. Это была невесёлая история о маленькой девочке, оставшейся без родителей, которую дальние родственники поручили ишану Сеидахмеду в виде своеобразной жертвы богу. Девочка жила в семье ишана, как родная, потому что к ней очень хорошо относилась жена хозяина, да и сам хозяин изредка дарил вниманием маленькую «жертву».

В семь лет Огульнязик отдали в школу. Это были, пожалуй, лучшие годы в её жизни. Но только она подросла и стала заплетать косы, ишан немедленно забрал её в свою медресе. Ничего подозрительного з этом девочка не увидела. Правда, она уже знала, что ишан не является её отцом, но всё равно считала его семью за родную. А коль она из духовной семьи, значит, ей пристало и учиться в духовной школе. Эта подтверждалось и тем, что ахун давал уроки только ей одной, отдельно, хотя в медресе было много и других учеников.

Умная, любознательная девочка хватала всё на лету, как жаворонок — мошек. Она научилась красиво писать, много знала напамять, а к чтению пристрастилась так, что до поздней ночи просиживала в своей келье за книгами и только спать шла в кибитку.

Так продолжалось до тех пор, пока она не встретила во дворе ишана — юношу Клычли.

— Понимаешь, сестрица, тихий такой, скромный мальчик был. Мы с ним ещё в школе рядом сидели… А тут таким интересным парнем стал и всё, смотрю, в мою сторону поглядывает, всё поглядывает, где бы ни встретил…

— А ты не поглядывала на него? — улыбнулась Узук.

Огульнязик притворно рассердилась.

— Посмеяться хочешь? Ну и ладно — смейся! — Не выдержала взятого тона и сама первая засмеялась. — Ой, сестрица, такой парень был, такой парень!.. Ещё как я засматривалась! Но — слушай дальше…

А дальше пошло по извечным законам мудрой матери-природы. Встретились двое — красивые, здоровые, молодые. Где сталь и кремень, там неминуема искра. И искра вспыхнула. Клычли написал девушке любовное письмо и подсунул под дверь кельи. Девушка прочла. Надо ли говорить, что она провела бессонную ночь, полную неясных и томительных грёз? Надо ли говорить, что на следующий день каждая строка книги казалась ей строкой из его письма?

Она ответила, положив записку в указанное им место. К вечеру нашла там же его новое письмо.

Когда в костёр подбрасывают слишком много саксаула, он разгорается невыносимо жарко — или бросайся в пламя, или уходи в сторону. Но восемнадцатилетние не уходят — в одном из писем Клычли объявил, что посылает сватов. Их приняли по обычаю вежливо и так же вежливо посоветовали искать невесту в другом месте.

Снова для девушки настала бессонная ночь. На этот раз в ней не было грёз — было сплошное отчаянье и разливное море слёз. В запертую дверь кибитки кто-то стучал, из-за двери доносились и просительные и требовательные голоса…