Судьба генерала

— Послушай, Натали, — проговорил Жак, входя в ванную, — тебе нужно заводить полезные связи. А начальник гвардии султана здесь очень влиятелен. Это важно для нас в тот момент, когда Ибрагим-паша со своими египтянами вот-вот подойдёт к городу. От того, на чью сторону встанет этот вельможа, зависит судьба Турецкой империи и равновесие сил в Европе.

— Я так и думала, что ты пристанешь ко мне с каким-нибудь занудством, — недовольно поморщилась певица, потягиваясь в ванне, и плеснула в вытянутую физиономию француза пригоршню воды с ароматной пеной. — Судя по тому, что он тебя приглашает, этот Ахмед-паша и так на твоей стороне, а значит, и за египтян, которых вы так нахально поддерживаете. Так чего же и мне ещё суетиться?

— Э, дорогая, — поучающим тоном заговорил французский дипломат, — с нужными людьми надо работать постоянно, а не от случая к случаю. Тем более с человеком такого уровня. Это ведь не какой-нибудь подкупленный камердинер. Здесь необходимо установить постоянную дружескую связь, которую надо поддерживать неустанно.

— И поэтому ты хочешь, чтобы я установила постоянную любовную связь с этим высокопоставленным обормотом в феске, щеголяющим, как и все эти паши, в жутких жёлтых ботинках? — брезгливо оттопырив губки, спросила примадонна, плескаясь в ванне.

— В данном случае ты ошибаешься, — улыбнулся француз. — Ахмед-паша предпочитает мальчиков. Но ему польстит знакомство с известной артисткой, тем более и у турок итальянская опера начинает входить в моду. Сам султан с удовольствием её слушает.

— Господи, в такую жару тащиться невесть куда и только для того, чтобы поддерживать равновесие в Европе, — ворчала Натали.

— А как же ты думала, дорогая? Тебе разве наше правительство платит деньги за то, чтобы ты пила литрами шампанское и ничего не делала? — Глаза поверенного угрожающе блеснули, и он смахнул с густых бакенбард ароматную пену.

— Да чего там это твоё правительство мне платит?! — презрительно махнула рукой Натали. — Всего-то пять платьев из Парижа выписала — и все денежки закончились.

— О, неблагодарная! — взвыл, как трагический актёр, французский дипломат. — А драгоценности, которыми ты увешана, как новогодняя ёлка игрушками? Они что, из твоих оперных гонораров?

— Ну до чего же вы, французы, жмоты. Никак не могут успокоиться, что расстались с этими побрякушками, — махнула рукой певица. — А то, что я выведала во время моих гастролей в Лондоне все планы этого виконта Пальмерстона о Бельгии и Турции и выложила их вам на тарелочке, это что же, не стоит тех паршивых брильянтов, которые вы мне подарили? Да без меня вы, лягушатники паршивые, никогда бы не спелись с этими любителями пива и бифштексов.

— Наше «сердечное согласие» с англичанами было установлено прежде всего усилиями такого выдающегося дипломата, как Талейран. Он блестяще выполняет миссию посла нашего королевства в Лондоне, — с придыханием проговорил Жак Варенна о своём кумире. — Ну и твоя информация о планах министра иностранных дел Англии нам, конечно, тоже помогла, но разве можно сравнить твоё подслушивание и копание в портфеле Пальмерстона с гениальными дипломатическими комбинациями Талейрана!

— Да этот ваш хромоногий сластолюбец может только взятки брать и щупать молоденьких артисток, больше он ни на что уже и не способен, — проворчала недовольно Натали. — Нет, надоели вы мне, жлобы французские. Обращусь-ка я лучше к англичанам. Они лапочки и ценят женскую красоту.

Натали вдруг встала во весь рост в ванне и запела прекрасным сопрано «Боже, храни короля» на английском языке, но через пару строк перешла на «Боже, царя храни» по-русски. Жак сначала от удивления рот разинул, а потом оглушительно заржал и полез в просторную ванну, полную воды и пены, где плескалась одна из самых обворожительных женщин Европы. Вскоре прохожие стали останавливаться у фасада солидной гостиницы, с удивлением слушая, как мощный бас и очаровательный женский голос распевают препохабнейшие куплеты на французском языке.

Пожилой европеец интеллигентного вида в строгом чёрном фраке и серых брюках в полоску, вздёрнув подбородок с седой эспаньолкой и придерживая правой рукой блестевший на солнце цилиндр, прислушался, покачал укоризненно головой и проговорил:

— Это, конечно, наши аристократы развлекаются. Больших матершинников и непотребцев днём с огнём во всей Европе не сыщешь, чем в нашем высшем свете. Аристократов — на фонарь! — выкрикнул он лозунг французской революции и, удовлетворённо помахивая тросточкой, снова зашагал по тротуару.