Судьба генерала

«Надо жить, служить Отечеству, воспитывать дочку и заниматься любимым делом», — пронеслось у него в голове. И тут понял, что, несмотря на своё недовольство петербургскими чинушами из министерства иностранных дел, рад, что ему поручили такое сложное и ответственное дело, рад, что снова окажется на любимом Востоке.

Он взглянул на кроны с полуоблетевшей листвой, мимо которых проезжала карета. Выглянувшее из-за туч солнце, словно прощаясь с очередным днём своей жизни, неярко осветило их. И вдруг среди причудливого переплетения листвы и веток Николай увидел лицо покойной жены. Она ласково и грустно улыбалась.

«Не тужи, Коленька, — услышал её тихий голос. — Будь осторожен там, в Турции, я ведь тебя знаю, отчаянная ты моя головушка, в самое пекло полезешь… — голос её затихал, словно удаляясь, — живи, Коленька, живи, милый, а какая жизнь без радости. Только нашу дочку, Наташеньку, не забывай…» — принёс ветерок еле слышимые слова.

Муравьёв очнулся от внезапно нахлынувших грёз, пристально вгляделся в кроны мелькавших за окном деревьев, но солнце уже скрылось и сырая туманная мгла заволокла всё кругом. Генерал откинулся на сиденье и задумался.

«Судьба моя, как всегда, совершенно непредсказуема!»

Ведь он только хотел забрать из Петербурга свою малолетнюю дочку, воспитывавшуюся у родственников, и отвезти на юг в Тульчин, где дислоцировалась его дивизия, но тут пришло неожиданное повеление царя: генерал Муравьёв посылается с особой военно-дипломатической миссией на Восток. Николай Николаевич встретился с министром иностранных дел, живым, маленького росточка Карлом Васильевичем Нессельроде, который, как всегда, давал уклончивые ответы на прямые вопросы генерала, только иронично улыбаясь уголками большого рта и пристально взглядывая на собеседника из-под круглых стёкол очков в серебряной оправе.

Поначалу Муравьёв был недоволен. Ему поручали поехать на Ближний Восток, где сейчас разгорелась кровопролитнейшая война между султаном Османской империи и его вероломным подданным, египетским пашой Мухаммедом-Али. Войска паши уже захватили Палестину и Сирию и теперь уже были в Анатолии, буквально в нескольких переходах от Босфора. Ему навстречу вышло довольно многочисленное войско султана, но все были убеждены, что оно не сможет противостоять отборным египетским войскам, во главе которых стоял талантливый полководец, сын мятежного владетеля Египта Ибрагим-паша. В этой катастрофической для султана ситуации Николай Первый, единственный из глав великих держав, подал руку помощи турецкому владыке. Генерал Муравьёв должен посетить султана, Мехмеда Второго, убедить его в искренности намерений русского императора оказать ему всяческую помощь вплоть до военной и побыстрее отплыть в Египет, где необходимо встретиться с Мухаммедом-Али и заставить его прекратить военные действия.

— Всего-то?! — ворчал себе под нос Николай Николаевич. — Остановить зарвавшегося египетского пашу одними словами, не имея за собой даже одного пехотного батальона? Я что, волшебник, что ли? И при этом Нессельроде ещё наставляет меня говорить с египтянином подчёркнуто миролюбиво, ни в коем случае не начиная с угроз.

Карета подъехала к одному из подъездов Зимнего дворца. Вскоре Муравьёв уже входил в просторный, памятный ему ещё по прошлой встрече с покойным ныне Александром Первым, кабинет. Новый его хозяин встретил Николая Николаевича стоя посреди просторной комнаты. Генерал с интересом взглянул на императора и доложил о своём прибытии. Царь с холодно-величественной миной на беломраморном лице с греческим профилем предложил Муравьёву присесть. Сам же стал ходить по роскошному персидскому ковру, расстеленному посреди кабинета, чётко и громко, по-военному, давая инструкции посланнику на Ближний Восток. Николай Николаевич смотрел на вышагивающего перед ним высокого и прямого, как палка, царя, одетого в простой зелёный сюртук без эполет, и слушал.

— Я хочу показать султану мою дружбу, — говорил с апломбом уже уверовавший в свою непогрешимость и высокий государственный ум царь, выкатив оловянные глаза и рубя воздух в такт словам ладонью правой руки. — Надобно защитить Константинополь от нашествия Мухаммеда-Али. Завоевание Турции этим египетским проходимцем могло бы, с возведением нового лица на престол турецкий, возродить новые возможности в сем упадающем царстве и отвлечь внимание и силы наши от дел в Европе. Потому меня особенно занимает удержание султана на колеблющемся троне его.

Царь остановился, повернулся на длинных, худых ногах к генералу и добавил, глядя прямо в глаза собеседнику:

— И помни, как можно более вселять султану доверия, а египетскому паше страха! Будь прост в обхождении и решителен, от сего зависит успех дела.