Судьба генерала

   — Да не такой уж и крутой спуск, Максим Иванович, — рассмеялся Николай, глядя на пузатого начальника экспедиции, шагающего рядом с медленно спускающимся экипажем вразвалку на коротких кривых ногах и вытирающего большим цветным платком пот со лба.

   — Э, браток, покувыркаешься с моё на этих азиатских горках, вот тогда и будешь осторожным, — ответил седой ветеран Отдельного грузинского корпуса, воевавший ещё под командованием князя Цицианова, первого наместника Кавказа, убитого, кстати сказать, лет четырнадцать назад неподалёку от Баку коварным местным ханом. — Нет, соколик ты мой гвардейский, я на старости лет не хочу шею свернуть, ещё пожить хочется, тем более если знаешь, что тебя ждут друзья там, внизу, с шашлычком и хорошей рюмашкой водочки, — подмигнул он и снова залез, отдуваясь, в коляску, которая спустилась с довольно крутого обрыва уже на улицу азиатского городка, уютно расположившегося на склонах предгорий, мягкими волнами сбегающими к самой удобной бухте на Каспии.

Они проехали по узким кривым улочкам восточного города, между высокими, сложенными из нетёсаных камней домами с плоскими крышами, которые засыпались землёй, смешанной с нефтью, миновали громогласный и пёстрый городской базар, обогнули величественную мечеть, построенную ещё персидским шахом Аббасом Великим, и остановились у дворца бывшего бакинского хана, где сейчас проживал командир бакинского гарнизона Андрей Михайлович Бурчужинский. Здесь путешественники встретились и с громогласным комендантом города, лейб-гвардии кирасирского полка полковником Павлом Моисеевичем Мешковым, и командиром каспийской эскадры Александром Андреевичем Шоховым, и со многими другими ветеранами, вот уже много лет тянувшими армейскую лямку в этом глухом углу необъятной Российской империи. Все они оказались хорошими приятелями майора Пономарёва и, конечно же, потащили вновь прибывших обедать. Затем, после обильных возлияний за трапезой, Николай только-только успел прикорнуть на чьём-то скрипучем диване, как его уже повели ужинать в другой гостеприимный дом. Так и прошёл почти месяц пребывания в Баку. У Муравьёва от него остались какие-то жутко-смутные воспоминания.

Максим Иванович Пономарёв, человек старого века, очень любил пообщаться со своими многочисленными приятелями и, конечно же, всегда тащил с собой Николая то обедать, то ужинать, то на чай. Ну, и по русскому обычаю за столом появлялась наливочка за наливочкой, да до двадцати раз водочки приходилось клюкнуть и чокнуться с хозяином, да чайку с прибавочкой, так что домой и майор, и гвардейский капитан возвращались, по-русски говоря, на бровях или не возвращались вовсе, отсыпаясь на чужих диванах или кроватях с такими мягкими перинами, что в них Николай проваливался, как в дурманящий лавандовым запахом омут. Муравьёв познакомился со многими бакинцами, которых он по имени-отчеству помнил, а вот по фамилии — никак. Молодой, серьёзный офицер начал уже просто звереть оттого, что очередной приятель Максима Ивановича, какой-нибудь старый морской волк, подходил к нему в распахнутом мундире, обнимал с пьяной слезой в глазах и громогласно божился, уверяя Николая, что Александр Андреевич Шохов, командир эскадры, прекрасный человек! Потом на капитана обрушивался полный чувств артиллерийский полковник и убеждал, пьяно и проникновенно икая и шмыгая носом, что Андрей Михайлович Бурчужинский, командир военного гарнизона, тоже прекрасный человек. Николай охотно им всем верил, но никак не мог удрать к себе в кибитку, где у него лежали в дорожном сундучке так ещё ни разу не раскрытые книги по астрономии и картографии.

   — Мне ещё Шуберта пройти надобно, чтобы в состоянии был я наблюдать широты, — взмолился Муравьёв вскоре, когда Максим Иванович, как обычно, поздним утром попытался потащить своего молодого подчинённого по очередному кругу гостеприимного ада, столь обильно заселённого приятелями старого майора.

   — Да хрен с ними, с этими широтами! — рассудительно проговорил Максим Иванович, отдуваясь. — Заложим крепостицу там, на восточном берегу, поймаем парочку трухменцев и привезём в Тифлис как послов всего трухменского народа, который якобы пламенно желает влиться в нашу обширную империю, делов-то! Отчитаемся перед светлыми очами Алексея Петровича, получим по ординишку, а может, ещё и звание очередное вне срока и поедем по домам к нашим жёнушкам и деткам. Правда, у тебя-то никого покуда нет, я и запамятовал. Припозднился ты, Коля, припозднился. В твои-то годы я уже отцом двух детишек был. Ну, это мы быстренько поправим: здесь у коменданта две дочки на выданье да у командира гарнизона одна. И романсы распевают сладко, и сами кругленькие такие и крепкие, что юбчонки на них шёлковые, как листья на спелых кочанах, так и трещат, так и трещат, когда они мимо проходят. — Майор подмигнул Николаю и толкнул его локтем в бок. — Не теряйся ты, парень! Выбирай!