Судьба дворцового гренадера

Знать, зря про всех их хулу пущают. Чтоб ругнулся, никто не слышал, и с гренадер не корыстуется, как Екимов. Только не зачитался бы, не стал бы умствовать. Надо за почерк поскорей в унтера представить, чтобы раньше в чиновники вышел да семейством завелся. Ему галуны нашить куда проще, чем, скажем, тебе, раз писарь в роте унтер-офицерского звания положен.

Вскоре после этого разговора, завернув под вечер в канцелярию взглянуть на расписание нарядов, Иванов застал писаря смотрящим в угловое окно в даль широкой Миллионной и громко что-то приговаривающим, хотя был один в комнате.

- Ты чего гудишь? - спросил гренадер, вспомнив опасения полковника, чтобы "не зачитался".

- Виноват, господин кавалер, сам себе стихи читаю.

- Вроде, как Павлухин, складное лепишь, - догадался Иванов.

- Как можно-с?! - воскликнул писарь. - Павлухин глупости разные плетет, что на язык вскочит. А в сем дому читать никого недостойно, кроме господ Жуковского или Пушкина.

- Про Пушкина и я слышал да еще про Державина. А Жуковский, верно, ране тем баловались, теперь-то у них занятие другое.

- Нет-с, они и сейчас пишут. Тем на всю Россию прославлены и оттого как раз государю наследнику учителем назначены.

- Вот что! - удивился Иванов. - Ну, мне-то книг не доводилось читать. А вот не раз слыхивал, как покойный посол Грибоедов свое сочинение говорил, для театра писанное.

- "Горе от ума"? - воскликнул писарь. - Так комедия сия только в списках и ходит. Я ее семь раз переписал, на нее новые мундир и шинель справил. Но где вам счастье то досталось?

Иванов рассказал, как состоял дядькой при юнкере и, когда тот стал офицером, в дом его часто ходил, где Грибоедов по дружбе останавливался. Однако имен Одоевского, Бестужева и других не называл. Зачем парня смущать, ежели о них слышал?

- А Пушкин все ж таки у нас самый знаменитый, - сказал Тёмкин. - Вот уж истинно нет ему подобных! А их видывали?

- Нет. Где ж мне увидеть?

- То и дело, что как раз очень просто. Они к Василию Андреевичу часто приходят, раз первейшие друзья. Курчавые такие, быстрые, зубы белые видать, как смеются. По субботам всегда у них вечерами. Но летом, понятно, в Царском всё и там тоже пишут. Прошлый год с Василием Андреевичем сказки стихом вперегонки сочиняли. Про то пока понаслышке, в переписку не доставались... Мы с Федей, другом моим, прошлой весной их обоих на Адмиралтейском бульваре встретили и до сего дома проводили. Теперь понимаете, Александр Иванович, как возликовал, когда сюда назначили? Не раз, значит, обоих близко увижу. И господин Крылов, говорят, сюда жалуют, да на самый-то верх, с ихней толщиной...

- И что Пушкин пишет, раз его так славят? - спросил Иванов.

- У них всякое. И сказка про старину - "Руслан и Людмила", первое их большое сочинение. "Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой..." - так оно начинается.

И "Цыганы", и " Бахчисарайский фонтан" - про хана крымского и пленницу одну несчастную. И про госгюд нонешних - "Евгений Онегин". А недавно "Полтаву" выпустили. Вот уж где война - только ахнешь: "И грянул бой, Полтавский бой!.."

Такого поэта, Александр Иванович, на Руси не бывало. У меня все для себя списано и заучено.

- А Державина что же не поминаешь? Тоже знаменитый был.

- Так они же раньше, до Пушкина, писали, и нонче их одни стаокки любят, - отмахнулся Тёмкин. - Разве ихние стихи так в сердце бьют? Да что толковать! Только послушайте, я из "Полтавы" вам прочту. Сряду почуете, каков орел воспарил.

- В другой раз когда, - отказался гренадер. - Надо мне домой скорей. Я ведь семейный, только поспевай с делами.

Тёмкин посмотрел на Иванова внимательно, потом сказал тихо:

- У Пушкина и против рабства стихи есть, "Деревня"

зовутся. Их тоже, как "Горе от ума", никогда печатать не дозволят, раз против барства бесчувственного писаны.

- А ты знай молчи! - цыкнул гренадер. - За такой разговор полковник тебя не погладит, хотя добряк редкостный...

И когда уже вышел на улицу, подумал: "Вот и хорошо, что мальчишке не рассказал, как Рылеева видывал да слышал".

В июне по дворцу разнеслась весть, что государь разрешил офицерам без различия родов войск носить усы. До сих пор только легкая кавалерия имела такую завидную привилегию.

В тот же день Иванов убедился в правильности слуха, увидев инспектора артиллерии, великого князя Михаила, проехавшего на дрожках по Миллионной, с небритой несколько дней верхней губой. Ему-то, знать, братец заранее сказал про свое решение.

Назавтра в канцелярию пришел приказ, где было уже отпечатано про усы, а к вечеру от офицеров караула услышали, что парикмахер-француз изготовляет накладные и продает желающим скорей щегольнуть по три рубля серебром вместе с баночкой клея.

Прошло еще два дня, и узнали, что государь велел военному министру передать по команде - пусть растят натуральные усы, а не уподобляются актерам. В роте дворцовых гренадер последним распоряжением был огорчен один капитан, который поспешил купить и приклеить "французские", теперь едва отмоченные горячей водой.