Судьба дворцового гренадера

Беспременно Александром, в честь Александра Ивановича Одоевского, самого доброго и справедливого, кого знавал, и друга его верного, Александра Сергеевича Грибоедова...

...А жизнь шла и шла за стенами Зимнего дворца и по сторонам той короткой дорожки между Мойкой и Шепелевским домом, по которой торопливо проходил занятый своими мыслями Иванов. В начале сентября пышно отпраздновали взятие штурмом Варшавы. Польская армия ушла за прусскую границу и там разоружилась. Фельдмаршал Паскевич получил титул князя Варшавского и миллион рублей награды. Еще больше траурных платьев появилось на улицах. Говорили, что гвардейская пехота потеряла половину людей, что курьеры привозят всё новые списки офицеров, которые не вернутся из похода.

О солдатах никто не упоминал - и так все понятно...

На рассказ мужа про штурм Варшавы Анна Яковлевна ответила:

- Понятно, жалко наших, что там полегли. Но и то подумай, сколько еще поляков перебито. Много и там вдов и сирот.

- Нечего бунтовать было, - отрезал Иванов.

Но Анюта не согласилась:

- Кабы хорошо им жилось, то не бунтовали бы. Вот и в военных поселениях сам полковник рассказывал, какова жизнь солдатам была, а крестьянам и того хуже. Вот и взбунтовались от тяготы. Ты же сам говорил, что господа самые справедливые оттого на Петровскую площадь солдат выводили, что простой народ жалели.

- Ну, то другое дело, - возразил Иванов, растерявшись от нежданной речи жены.

- Чем же другое? - спросила она. - Ты сам со слов Красовского, господина правдивого, говорил, что Константин Павлович плохой полякам был правитель. Вот довел их до бунта, а сам сбежал.

- Не нашего ума дело, - отрубил гренадер. - Ты не вздумай про то еще с кем толковать. Мне тогда знаешь что будет?..

- Нет, я с тобой одним говорю, что думаю, да в четырех стенах... А вот погляди-ка, каков чепчик сшила. Яблоко большое войдет ли? А говорят, аккурат такой надо, иначе велик будет и ушки оттопырются...

10

В январе 1832 года Анюта родила здоровую девочку, которую назвали Марией. Крестили Андрей Андреевич и полковница Качмарева. Госпожа Шток из-за простуды не присутствовала на обряде, но прислала с мастерицами целый короб детского приданого.

- Разве одной маленькой столько надо! - охала молодая мать.

- Не ей, так братцам ужо пригодится, - смеялись подружки. - Мы все воскресенья для тебя старались. А Штокша материи да выкройки давала. Что в холеру нашили, всё уже распродали.

На второй месяц девочка стала плохо спать, и полночи Анюта ходила с ней по комнате, мурлыча и закачивая, чтобы хоть не плакала, дала отцу поспать перед уходом в роту.

А когда Иванов с утра не был в наряде, они не спали вместе над "бессонной кукушкой", как звали дочку, или прикладывались по очереди подремать. А ведь матери надо сходить на рынок, стряпать, стирать пеленки, отцу - нести службу, ремесленничать, помогать жене. Он-то, здоровяк, переносил сбитый дочкой порядок посмеиваясь, но Анюта за два таких месяца заметно осунулась. Однако про прислугу и слышать не хотела, пока Иванов по рекомендации Варвары Семеновны не сговорил четырнадцатилетнюю сироту Лизавету за четыре рубля в треть, еду и старую одёжку от хозяйки., Тут Анюте стало куда легче справляться - Лизавета оказалась быстрая и понятливая, да и дочка скоро перешла на ночной сон, может оттого, что мать стала спокойней. Анна Яковлевна заговорила было, что теперь следует отпустить прислугу, но Иванов возразил, что рубль в месяц - полторы щетки его работы, и девочку-сироту в кухонном тепле пригреть и накормить дело самое христианское, особенно если в помощь хозяйке старается.

Он говорил, а жена смотрела ему в лицо и вдруг спросила:

- А знаешь ли, насколь Машенька на тебя схожа? Как две капельки. Все твои крошечки обобрала.

Нет, никакого сходства Иванов не видел. Голова круглая, ровно колобок в русых волосиках, глаза голубые - ни в мать, ни в него - несмысленно таращатся, рот беззубый пузыри пускает.

- Ну как же! - не унималась Анюта. - Пойдем к зеркалу, я ее рядом с твоим лицом подержу. - Она подняла девочку, как сказала: - Да гляди же - и губы твои и брови...

Гренадер смотрел в зеркало на свое усатое скуластое лицо, обрамленное фабренными черными баками. Сколько же морщин прибавилось на лбу и у глаз! И от носа к концам баков протянулись глубокие, которых раньше не замечал. Оно и понятно:

каждое утро бреется почти что на ощупь... А рот у девочки и верно будто схож с его, когда сложит губёнки. Ну, а брови?

Да нет еще никаких бровей, одни розовые валички. Выдумает же Анюта!