Судьба дворцового гренадера

- Завтра? - спросил Петух, медленно поднимаясь со стула. - Да ты знаешь ли, вша письменная, что деньги товарища, да еще покойного, украсть есть преступление, за которое в русской гвардии темную под шинелями делают, после которой кровью захаркаешь и за Варламовым следом пойдешь, только не на почетное воинское кладбище, а в мокрую яму, как дохлая крыса... - Он подвинулся к обомлевшему писарю, сгреб его за воротник длинными красными пальцами и тряхнул туда-сюда раза три.

Лицо Екимова побагровело, глаза выкатились от боли и ужаса.

- За что же, ваше высокоблагородие? Ведь я, ей-богу, ничего! - хрипло лепетал он.

Лаврентьев отпустил его и, обдернув узкий рукав щегольского вицмундира, сказал раздельно:

- А ежели ты ничего, так ступай в свою конуру, и чтоб через час, когда я с обхода возвернусь, на сей стол до копейки деньги Варламова были положены. А нет, то лучше сам в нужнкк ступай да удавись. Я тебя не помилую, и слово капитана гвардии Лаврентьева, что так по-преображенски отделаю, как вора бить положено у честных солдат. Понял? Ну, кругом!

Екимов выскочил из двери, схватил фуражку и убежал.

- А вдруг не он, Василий Михайлович? - усомнился Иванов. - И руки на себя со страху наложит. Говорят, с трусами бывает.

- Первое - что он, не сомневайся, - ответил Петух, не замечая вгорячах неуставного обращения. Застегнул портупею сабли и взял со стола шляпу. - А второе - коли и задавится, не велика потеря. Только такие твари живучи. У меня хватка ворам страшная - увидишь, всё принесет, что у сударки в пернне прячет.

Вернувшись, капитан приказал Иванову добыть огня раскурить трубку. А когда гренадер принес из кухни горящий огарок свечи, то его чуть не задул Екимов, выскочивший из командирского кабинетика, держась за ухо и щеку. А на столе перед не спеша садившимся Петухом лежала стопка ассигнаций.

- Вот они, Варламова денежки. У меня скоро. Ляпнул-таки подлюке разок, как стал молить, чтоб полковнику не сказывали, в чиновники дорогу не спортили. Чиновник!.. А ты помнишь ли куда вдовице их посылать?

- Так вот же, ваше высокоблагородие, в письме писано, - указал Иванов.

- И то. Ну, и ступай-ка, братец, сей же час на почту, отправь их, чтобы с роты позор скорей снять.

- Слушаюсь, ваше высокоблагородие! А с господином полковником как же? Неужто ему не докладывать?

- Еще что? Скажу все сам. Надо другого писаря хлопотать, чтоб ворюги в роте не было.

- Так точно, - согласился Иванов и стал считать ассигнации.

Отправив деньги и возвратившись, он не нашел капитана в канцелярии ушел домой, отдав ключ от двери дежурному по роте. "Вице-писарь" сел было за работу, но подумал о давешнем происшествии и о том, как шесть лет назад его самого обворовал музыкант полковника Пашкова. Неужто пошли ему на пользу те деньги?.. Потом вспомнил Дарью Михайловну, ее прекрасное лицо и ангельский голос, ведший за собой виолончель и фортепьяно... Где-то она? Сумела ли сделать что для крепостных полковника? Вышла ли наконец за него замуж?..

И как-то живет Красовский? Ведь и о нем почти с того же времени ничего не знает... Как далеко отошло всё, что было до роты. Здесь будто вторая жизнь началась...

Как рассказал капитан командиру роты о случившемся, осталось Иванову неизвестно. Самолично пересматривая бумаги из писарского стола, Качмарев сказал, что Екимов лежит в госпитале; кажись, оглох на одно ухо.

- Вот каков медведь наш Василий Михайлович, - качал головой полковник, - хотя поделом вору и мука. Однако и я виноват - всех денежных отправок квитанции проверял, а тут, как на грех, запамятовал. По закону мне бы надо строгое взыскание объявить.

Новый писарь, присланный из батальона кантонистов, звался Федотом Тёмкиным. Безусый и худенький юноша внимательно слушал пояснения полковника, рьяно просматривал подшитые "отпуски" и через неделю делал все по должности вдвое быстрей Екимова. Сидя напротив него, Иванов видел, что не зевает в окошко, не слушает, что говорят по соседству, как, бывало, его предместник, а ежели пошлют куда с бумагами, быстро возвращается и вновь садится за работу. У Качмарева сразу освободилось время от канцелярских занятий. Но особенно повеселел, увидев, что Тёмкин пишет прекрасным почерком, будто печатает.

Федот еще не курил, не ходил по трактирам и, поселившись в роте, удивлял гренадер редкостным аппетитом и тем, что бесплатно писал им письма. В свободное время он читал книги, которые приносил приятель - тоже писарь, а то строчил из них что-то в тетрадку. Чтобы удобней этим заниматься, просил разрешения полковника в летние месяцы дотемна оставаться в канцелярии.

Добряк Качмарев часто хвалил Тёмкина, шутя приговаривая:

- Ну, Федот, ты самый тот!

А Иванову как-то сказал в отсутствие писаря:

- Вот, гляди, из кантонистов, а каков прилежный да тихий.