Судьба

Сали заорала, выгнувшись всем телом. Запах горящей плоти наполнил шатер. Пальцы у нее на ногах поджались, спина изогнулась дугой. Инстинкт взял верх. Пусть даже Сали ослабела, Даэвону не хватило сил ее удержать. Она швырнула его через весь шатер, схватила Хампу за грудки – и наконец потеряла сознание.

Сали не знала, долго ли пролежала без чувств. Только что над ней маячили Хампа и Даэвон – и вот ее разбудил какой-то лязг снаружи. Сали была одна в шатре. Переносная жаровня и фонарь, висевший на центральном шесте, не горели.

Боль утихла, сменившись тупым давлением. Сали знала, что ей должно быть гораздо больнее; очевидно, сон-трава и опиум таки действовали. Она чувствовала себя как раньше – иными словами, боль от ран уступила место тошноте и удушью, как будто ее тело сжимали в огромном кулаке.

Вскоре в шатер вошел Хампа, припорошенный снегом.

– А, ты проснулась. Прости, что разбудил.

Сали поморщилась, пытаясь сесть. Тошнота, головокружение, раны… она уж точно была не в лучшей форме.

– Я долго пролежала?

– Несколько часов, – ответил Хампа, осматривая повязки. – В постели тебя удерживала не столько боль, сколько сон-трава. Повязку на груди нужно сменить. Капитан говорит, мы можем отплыть нынче же вечером, как только на борт взойдут паломники из Фушанда. Подкупать его не пришлось. Баржа должна быть готова к отплытию до четвертого колокола. Приятно вернуться домой.

Сали согласилась с Хампой, хотя в его словах была и доля горечи. Приняв решение как можно дольше оттягивать воскрешение Хана, Сали возвращалась не только для того, чтобы жить со своим племенем, но и чтобы умереть, когда бы это ни произошло – через год, через пять лет или через двадцать. По крайней мере, она встретит смерть рядом с родными, а не где-то на поле боя в чужой стране. К сожалению, Сали понимала, что не сумеет защитить сородичей, если Ликуза найдет их укрытие. Но, по крайней мере, она увидит рождение племянницы или племянника. Сали знала, что долгой жизни ей никто не обещает. Катуанцы могли предъявить на нее права раньше, чем Зов Хана.

– Так, – сказал Хампа, внеся ведерко с холодной водой и миску сладких рожков, размолотых в кашу. – Сначала вымойся. Я починил твои доспехи, выстирал одежду и оттер кровь. Не хочу, чтоб твое грязное окровавленное тело свело на нет мои старания.

– Ты прав.

Сали окунула в ведро кусок ткани. Вода была ужасно холодной, в ней плавали куски льда. Сали взяла пригоршню сырого темного песка и принялась оттираться. Боль от ран по большей части стихла, зато стали вспыхивать новые очаги. Унизительно было проиграть тому, кого Сали некогда считала почти равным себе.

Поначалу ледяная вода обжигала, а затем стала приятно холодить воспаленное тело. Сали нагнулась и погрузила голову в ведро, вынырнув лишь после десяти ударов сердца. Холод напоминал укус, заключенный в поцелуе.

Сали взяла у Хампы сухое полотенце и вытерла волосы.

– А где механик?

– Ненадолго сошел на берег.

– Что? – воскликнула Сали и швырнула в ученика полотенцем. – Как ты позволил ему покинуть баржу? Мы должны прятаться, пока «Хана» не выйдет в море!

– Он сказал, ему надо забрать огненные камни.

Ради этого, конечно, стоило рискнуть. Сали поступила бы так же. Племя нуждалось в огненных камнях больше, чем в ней.

– Зря ты не пошел с ним, – буркнула она.

Оставить последнее слово за собой было почти обязательно для наставника.

Сали выглянула из-за полога шатра.

– Сколько еще времени до отплытия?

– Недавно прозвонил второй колокол, – сказал Хампа и протянул ей аккуратно сложенную одежду. – Она еще сыровата. Мне не позволили развесить ее в кочегарке. Паломники покуда не прибыли, а «Хана» без них не отправится. Даэвон успеет.

Внезапно на барже загремели гонги, очевидно, возвещая прибытие паломников из Фушанда. Время истекало.

Сали встала и начала одеваться. Одежда оказалась не просто сыроватой. Сали шагнула к выходу из шатра и решила, что нужно надеть доспехи, прежде чем идти к капитану. Сальминдэ Бросок Гадюки представляла собой нечто более внушительное, чем Сальминдэ в рваном нижнем белье.

Трижды прозвонили в колокол. Дьявол, некогда одеваться.

– Это из кочегарки. Баржа отходит!

Сали вышла из шатра. Небо над Подлинной Мерзлотой, как всегда, было ясным, но вечером стоял еще и неимоверный мороз. «Хана» оживала. Матросы поднимали паруса. Трубы над кочегарками начинали дымиться – топки нагревались.

Сали заспешила на нос босиком, не обращая внимания на холод; ее покрытая пятнами и рваная нижняя одежда развевалась на ветру. Она пожалела, что хотя бы не причесалась. А главное, не обулась.

Капитан Лэ Хуань Ци Тирапут Кунгль стоял на своем обычном месте. Он широко раскинул руки, заметив Сали.

– Мой добрый друг! Так приятно видеть вас на ногах и в таком смелом одеянии. Мой кок говорит, вы всю баржу испачкали кровью и рвотой. Боюсь, придется взять с вас плату за уборку. Насколько я понимаю, ваши дела в Хурше закончены? Мы отплываем пораньше, как вы и хотели.

– Мы не можем отплыть сейчас, – сказала Сали. – Мой механик на берегу.