Суд королевской скамьи, зал № 7

И когда я покинул Линстед-Холл, то в одиночестве там осталась Саманта».

17

Одиссея Абрахама Кейди началась в Советском Союзе, где для него был организован тур с обычным принудительным ассортиментом: образцовые предприятия, новостройки, балет, музеи, дома пионеров и словесная акробатика в Союзе писателей. А на станциях метро, под хрипящими громкоговорителями, или в парках он тайно встречался с евреями.

Его просьба о посещении Продно затерялась в бюрократических закоулках. Он поехал в Киев и повидал пресловутые овраги Бабьего Яра, куда загнали тридцать пять тысяч евреев, чтобы расстрелять их при полном равнодушии украинцев.

Многочисленное и испытывавшее постоянные преследования еврейское меньшинство Киева проявило большое желание встретиться с Кейди. Но тут его поездка была внезапно прервана, и его попросили покинуть страну.

Из Парижа он с новым паспортом поехал в Польшу, правительство которой пыталось убедить весь мир, что поляки неповинны в геноциде евреев и что теперь, при коммунизме, в Польше господствует новая, либеральная атмосфера.

Абрахам совершил печальное паломничество в концлагерь «Ядвига», где погибла почти вся семья Кадыжинских. Лагерь был цел и невредим — он стал национальным святилищем. Кейди хотел сопоставить с действительностью те кошмарные картины газовых камер и крематория, которые виделись ему, когда он пытался поставить себя на место то эсэсовских убийц, то погибающих евреев. Он побывал в медицинских бараках, где проводились безумные хирургические эксперименты. И здесь он встречался с многими людьми, и многие стремились с ним поговорить. В результате однажды он был задержан во время обеда в варшавском отеле «Бристоль», три дня провел в штаб-квартире тайной полиции в качестве сионистского шпиона, а потом был выдворен из Польши.

То же самое произошло в Восточном Берлине, где главная линия пропаганды состояла в том, что восточные немцы искупили свои грехи, обратившись в коммунистическую веру, в то время как западные остались настоящими нацистами. Во время третьей поездки в Восточный Берлин его предупредили, чтобы больше он здесь не показывался.

После этого Абрахам Кейди проехал по следам выживших в войне беженцев из Восточной Европы — в их главный сборный пункт Вену, а оттуда в лагеря на побережьях Италии и Франции, где подпольные иммиграционные агенты скупали старые, никуда не годные, протекавшие, как решето, суда, на которых беженцы пытались пересечь Средиземное море и добраться до Палестины, преодолев британскую блокаду.

Он бродил по легендарному острову Кипр, как бродил по нему воскресший Лазарь: здесь англичане устроили огромные лагеря, где держали беженцев, которых не пустили в Палестину.

Он вернулся в Германию и беседовал там с десятками бывших нацистов, никто из которых, как выяснилось, даже не знал слов песни «Хорст Вессель» — гимна, под который они маршировали во времена Гитлера. И никто из тех, кто жил поблизости от Дахау, не замечал никаких странных запахов.

На улицах Мюнхена, Франкфурта и Берлина он восстанавливал события «Хрустальной ночи» — жуткого массового погрома германских евреев, организованного штурмовиками.

Семь месяцев спустя Абрахам Кейди приехал в Израиль, чтобы встретиться с немногими оставшимися в живых родственниками. За этим последовали тридцать тысяч километров поездок по этой крохотной стране. Он побеседовал больше чем с тысячей человек, сделал три тысячи фотографий. Сотни часов провел в архивах смерти. Он собрал целую гору книг и документов, которые читал до тех пор, пока его единственный глаз чуть не отказался ему служить.

И все это время его долг Дэвиду Шоукроссу увеличивался.

Ванесса и Бен приехали в первое же лето. Эйб был им очень рад, потому что уже изрядно устал от страстной любовницы-мадьярки. К счастью, она покинула его, сочтя приезд детей вторжением на ее территорию.

В конце лета Ванесса и Бен откровенно признались отцу, что возвращаться в Англию не собираются.

— Почему? И что скажет ваша мать?

— Ей немного надоела роль заботливой матери, так что она возражать не станет, — сказала Ванесса.

— Брось, Винни, — перебил ее Бен. — Мы хотим остаться, потому что нашли здесь для себя кое-что важное. То, о чем ты пишешь в своей книге, чтобы и другие могли это для себя найти.

Против этого было трудно возразить, хотя Эйб и знал, что Бен хочет учиться на летчика, чтобы поступить в израильскую военную авиацию. Но была и невысказанная причина — Эйб это остро чувствовал: дети не хотели, чтобы он оставался один, когда будет писать книгу. Все подготовительные материалы были уже собраны и обработаны, и чем ближе становился день, когда надо будет сесть и начать писать, тем сильнее росло его беспокойство.

За последующие шестнадцать месяцев Абрахам Кейди написал, переписал и еще раз переписал около двух миллионов слов.