Суд королевской скамьи, зал № 7

— После всего, что я слышал в суде, — сказал Эйб, — после того, как я узнал, какие ужасы может человек по чужому приказу творить с другими людьми, после того, как увидел, что Холокост продолжается и будет продолжаться вечно, я теперь думаю, что мы безнадежно губим мир, в котором живем, и самих себя. Мы загадили нашу планету, мы истребляем ее обитателей, друг друга. Мне кажется, наше время уже истекло, — вопрос не в том, случится ли это, а только в том, когда. И если посмотреть, как мы себя ведем, то похоже, что терпение Господа уже на исходе.

— Ну, Господь куда терпеливее, чем вы думаете, — сказал Баннистер. — Видите ли, мы, смертные, ужасно высокого о себе мнения. Мы решили, что во всей Вселенной и во все времена мы единственные, кто все это переживает. Я всегда верил, что такое уже случалось раньше на той же самой Земле.

— Здесь? Как же…

— Что такое для мироздания миллиард-другой лет? Может быть, за последний миллиард лет уже существовали и исчезли десятки земных цивилизаций, о которых мы ничего не знаем? И после того, как уничтожит себя та цивилизация, к которой мы принадлежим, все опять начнется сначала — через сотни миллионов лет, когда планета после нас немного приведет себя в порядок. А в конце концов — скажем, пять миллиардов лет спустя — одна из этих цивилизаций сможет существовать вечно, потому что тогда люди станут обращаться друг с другом так, как им подобает.

Их прервал телефонный звонок. Лицо Эйба стало крайне серьезным. Он записал какой-то адрес и сказал, что будет через час. Потом озадаченно положил трубку.

— Это был Терренс Кэмпбелл. Он хочет со мной увидеться.

— Ну, этому вам удивляться не следовало бы. Понимаете, если мы хотим продержаться в этом мире чуть подольше, то это зависит от них — от него, и от сына Кельно, и от ваших детей. Не стану вас больше задерживать. Вы еще долго пробудете здесь?

— Через несколько дней улетаю в Израиль. Начну все сначала, буду журналистом.

Они пожали друг другу руки.

— Не могу сказать, что вы были самым сдержанным из моих клиентов, но это было интересно, — сказал Баннистер, чуть ли не в первый раз в жизни тщетно пытаясь найти нужные слова. — Вы понимаете, что я хочу сказать?

— Понимаю, Том.

— Желаю удачи, Эйб.

«По дороге к Терренсу я попросил таксиста остановиться перед Домом правосудия. Что ж, это естественно — попрощаться с тем местом, где я единственный раз в жизни поступил, как подобает порядочному человеку, и выстоял в этом процессе.

Мне не дает покоя мысль Баннистера о том, что и до нас были цивилизации, и после нас будут. Когда эта наша цивилизация рухнет, мне будет очень жаль Лондона.

Рядом с Домом правосудия, на той же улице, стоит церковь Сент-Клеменс-Дейнз — святого Клемента Датского. Это официальная церковь английских военных летчиков, я хорошо знал ее во время войны и даже написал про нее несколько очерков. Сент-Клеменс-Дейнз — это как раз то, о чем говорил Томас Баннистер. Ее построили датчане в 871 году или где-то около того, когда король Альфред выселил их за пределы Сити. Потом ее снесли. Она была опять отстроена Вильгельмом Завоевателем, и опять разрушена, и заново отстроена в средние века, и сгорела в пожаре 1666 года, и была отстроена, и снова разрушена в 1680 году, и восстановлена Кристофером Реном, и стояла до тех пор, пока ее не разбомбили немцы, а теперь она стоит снова…»

«Тель-Авив, 6 июня 1967 года (Ассошиэйтед Пресс). Министерство обороны Израиля сообщило, что во время массированного удара, уничтожившего арабские военно-воздушные силы, израильская авиация понесла лишь незначительные потери. Среди погибших серен (капитан) Бен Кейди, сын известного писателя».