Читаем Суд королевской скамьи, зал № 7 полностью

Саманта вернулась в Линстед-Холл. В конце концов, она беременна, а жить в Лондоне не так уж легко. Эйб заверил ее, что все понимает, и снова с головой ушел в свою войну.

Бен Кейди родился в Линстед-Холле в тот день, когда союзники высадились во Франции. Его отец Абрахам в это время что-то писал, примостившись на штурманском столике в бомбардировщике Б-24 «либерейтор», который перебрасывали из Италии для поддержки наступления.

<p>10</p>

«Никакого Милтона Дж. Мандельбаума в природе не существует, — подумал Эйб. — Это вымышленный герой из скверного романа о Голливуде».

Мандельбаум, молодой «гений»-продюсер из студии «Америкен глобал», приехал в Лондон, чтобы договориться о постановке по роману Абрахама Кейди «Жестянка» величайшего фильма всех времен, который покорит сердца зрителей во всем мире.

Он разбил лагерь в гостинице «Савой», в трехкомнатном люксе, в изобилии обеспеченном выпивкой, девицами и всем тем, от чего англичане за пять лет войны успели отвыкнуть. Он предпочел бы еще более роскошный люкс в «Дорчестере», но тот ему не достался: в город понаехала чертова прорва генералов, королей в изгнании и всякой прочей шушеры.

Признанный негодным к военной службе (язва желудка, астигматизм и психосоматическая астма), он называл себя «тыловым военным корреспондентом» и заказал самому модному лондонскому портному полдюжины офицерских кителей.

— В конце концов, Эйб, мы же с тобой делаем одно дело, — говорил он.

На это Эйб предложил ему слетать, коли так, на пару бомбежек, чтобы познакомиться с этим делом лично. Но Милтон отклонил его любезное приглашение.

— Кто-то же должен сидеть в лавке и присматривать за делами, — пояснил он.

Милтон не упускал случая упомянуть свой первый фильм, получивший «Оскара», умалчивая при этом, что фильм был снят по рассказу Хемингуэя, над ним работали лучший режиссер и лучший сценарист Голливуда, а сам он большую часть времени пролежал в больнице с язвой. Фактическим продюсером был его ассистент (которого вскоре после выхода фильма уволили за нелояльность).

Он подолгу рассуждал о своих творческих способностях, о своей искренности, о своем значении, о своих женщинах (по большей части знаменитых актрисах), о своем безукоризненном вкусе, о своем остром чувстве сюжета («Если бы только у меня на руках не было студии, я бы снова стал писать, ведь мы же с тобой, Эйб, писатели, мы понимаем, как важен сюжет»), о своем доме в Беверли-Хиллз (бассейн, девицы, лимузин, девицы, спортивные машины, девицы, прислуга, девицы), о том, сколько у него костюмов, какие он делал экстравагантные подарки (за счет студии), о своей набожности («Когда я установил в синагоге памятную доску в честь моего отца, я выложил лишних пять тысяч на нужды храма»), о людях, с которыми он на «ты», о том, как студия полагается на него, когда надо принимать важные решения, о своих этических принципах, о своем мастерстве в карточных играх — и конечно же о своей скромности.

— Эйб, они у нас будут смеяться, плакать и умирать вместе с этими парнями. Я уже звонил на студию. Хочу заполучить на главную роль Кэри, Кларка или Спенса, — заявил он.

— Погоди-ка, Милт. Спенсер Трейси — еще куда ни шло, но ни Кэри Гранта, ни Кларка Гейбла я как-то не очень представляю себе в роли отца-итальянца.

— Кэри и Кларк не играют никаких отцов. Ты не знаешь актеров, мальчик. Они не любят стареть. Я имел в виду Кэри на роль Барни.

— Кэри Грант в роли двадцатитрехлетнего еврейского парня из нью-йоркских трущоб?

— Нам придется немного обновить сюжет. Вот этот тип Бертелли — в книге он очень мил, но стоит ли сейчас прославлять итальяшек, если мы с ними воюем?

— Да ведь Бертелли родился в Америке…

— Конечно, я это знаю, и ты это знаешь. Но для великого американского Среднего Запада он все равно итальяшка. Если мы вздумаем делать таких людей героями, хозяев студии хватит удар. В конце концов, это они будут финансировать и прокатывать фильм. Есть определенные правила. Не прославлять итальяшек, черномазые всегда должны быть тупыми, как животные, фрицы — комичными, и самое главное — никаких евреев на экране.

— Но ведь Барни — еврей.

— Послушай, Эйб, вот что я тебе скажу со всей откровенностью. Я знаю, что говорю, — на такой же сюжет я сделал свой фильм по Хемингуэю. Не надо, чтобы эта история отца и сына тормозила действие. Я это тебе говорю по своему опыту и честно. Барни как еврей не пойдет.

— Но вся книга написана про двух итальянцев и одного. еврея.

— Ну да. Это надо убрать. Это не пойдет. Публика любит ирландцев. Нам нужен здоровенный крутой ирландец и его чудаковатый подручный, вроде Фрэнка Мак-Хью. В роли пилота я вижу Кэри или Джима — Джеймса Кэгни, или Дьюка — Джона Уэйна. Это горячая голова, постоянно на ножах со своим полковником — ярко характерным актером вроде Алана Хейла.

Это продолжалось несколько недель, после чего Эйб сказал:

— Милтон, пойди-ка ты на…

Перейти на страницу:

Все книги серии Классика / Текст

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза