Читаем Суд королевской скамьи, зал № 7 полностью

Так или иначе, нам с Самантой и ребенком надо было решить, где мы будем жить. О южных штатах разговора не было. Мечты Бена не сбылись. Кое-какие перемены, правда, намечались: закон о правах участников войны открыл перед несколькими сотнями тысяч негров возможность получить образование, и они никогда уже не вернутся к прежнему приниженному существованию. В воздухе еще не пахло свободой, но я чувствовал, что она придет еще при моей жизни, — вот тогда я и приеду на Юг, чтобы об этом написать.

С первого же дня после окончания войны папа и его брат Хаим, живший в Палестине, предпринимали отчаянные попытки разыскать в Польше их отца, двух братьев и больше двух десятков родственников, о которых шесть лет ничего не слышали. К тому времени, когда мы с Самантой и сыном приехали из Англии, уже поступили первые страшные известия. Родина моего отца — местечко Продно было окружено стеной и превращено в гетто, а потом всех евреев согнали, как скот, и уничтожили в концлагере „Ядвига“. Через некоторое время пришло подтверждение от горстки выживших евреев, и надежда почти исчезла. Они были убиты, все до единого — мой дед, продненский раввин, которого я никогда не видел, два моих дяди и тридцать других родственников.

И только один из Кадыжинских, мой двоюродный брат, выжил, потому что сражался в партизанском отряде. После Холокоста он пережил кошмарную одиссею, пытаясь добраться до единственного в мире места, которое могло его принять, — до еврейской Палестины. Он пробовал прорваться через британскую блокаду на буксирном пароходике; дважды его ловили и отправляли в Германию. Только с третьей попытки ему удалось попасть в Палестину.

Когда в 1948 году было провозглашено государство Израиль, трое сыновей моего дяди Хаима воевали там. Один из них был убит, сражаясь за древний Иерусалим.

Горе, которое принес моему отцу Холокост, осталось с ним до конца его жизни.

Объехав чуть ли не всю огромную Америку и впервые познакомившись со своей собственной страной, я влюбился в Сан-Франциско и его окрестности. Эти места, словно магнит, притягивали к себе писателей — от Джека Лондона до Стейнбека, Сарояна и Максвелла Андерсона. Это было как раз по мне. Особенно понравилось мне Созалито — высоко на горе, с видом на океан, бухту и сказочный Сан-Франциско по другую ее сторону.

Перейти на страницу:

Все книги серии Классика / Текст

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза