Сублимация

Ближе к вечеру меня начало клонить в сон, а на лице проступили алые пятна. Я искал лишь укромный уголок. Но не для занятий сексом. Я хотел прикончить Наташу и, таким образом, избавиться от единственной преграды на моем пути к сердцу Кати и дальнейшим любовным утехам с девушкой в коричневой рубашке. Мне помог Бог! Именно он, а никто другой, появившись в облике милиционера, попросил нас покинуть многолюдный Невский проспект в районе ЛДП и идти куда-нибудь на фиг. И мы пошли. На набережной было тихо. Я схватил Треску за очки и швырнул ее в Фонтанку. Грех на душе, убил несчастную. Утопла в реке своей неутоленной похоти. Каюсь, берите меня, родненькие. Вот он я, перед вами, с голыми руками и ногами. Хватайте, ведите, стреляйте неудавшегося абитуриента. Потомки мои вам только спасибо скажут. Громите нас, жидов проклятых, гасите иноверцев-москвичей, исполать Вам, Ваше Сиятельство! Аминь.

До сих пор по Фонтанке плывет тело дохлое Наташи. И, говорят, треска не переводится. Бывалые рыбаки так и заявляют: — Не переводится, — говорят, — треска-то! Вот уж чудеса так чудеса! — И ухмыляются в усы. На том и стоят, туда и несет. Тпрру, кони!

Глава 13. Детство

Фрейду посвящается

Все! Хватит! Пора писать о детстве. В детстве женщины меня не интересовали. Интересовали, наоборот, мальчики, с которыми я играл во что-то похожее на войну и дочки-матери одновременно. На женщин было абсолютно наплевать. Плевать на них! С огромной колокольни, вознесшейся ввысь главою непокорной! Плевать, а еще лучше — с той же колокольни кидать в них тухлые яйца, гнилую картошку, воздушные шарики, наполненные водой, перезрелые бананы, пустые бутылки с зажигательной смесью внутри. Чтоб это падало вниз и уничтожало тех, о ком я в детстве абсолютно не думал. Вот, помню, еще мальчишкой лет четырех-восьми я дружил с девочкой, а потом лет через семь она меня не узнала. А еще с другой дружил — так она шлюхой стала, и первый аборт сделала классе, наверное, в седьмом, или шестом, или восьмом. Все это мои домыслы. А факты состоят в следующем: детство мое прошло в Рощино. Там я купался с одной девочкой, мне было лет 13 или 14, ей, по-моему, тоже, но выглядела старше. Такая здоровая баба. Мы купались, я смотрел на ее грудь, поскольку так близко женской груди еще не видел ни разу. Потом мы играли в карты на одеяле вместе с 23-х или 5-летним дачником, и тот, когда мы оставались вдвоем, захлебываясь от восторга, рассказывал мне о порнофильме, в котором был негр с членом в полруки.

— И, представляешь, — шептал дачник, — весь черный! Негр черный, и хуй у него черный!

— Да уж, — поддакивал я, — на то и негр, ядрена феня!

Но о женщинах, повторяю, не думал. Была там одна полусумасшедшая девчонка. Так она рассказывала своей подружке, что ночами к ней в окно залезаю я, и мы делаем такое… Подружка, передававшая мне столь удивительные истории, на том замолкала, так что я не знал, что такое я делаю ночью с полусумасшедшей девчонкой. Собственная фантазия безмолвствовала, а, возможно, просто спала до поры до времени.

Я не думал о них, а вот 13-летний паренек Слава Чесский из какого-то бредового села в глубине страны — он думал, и вечерами перед сном рассказывал нам, жителям детского лагеря отдыха, как они в своей деревне играли в войну. Как его ловили и пытали деревенские девчонки.

— Вы знаете, — жарко шептал он, — когда девчоночьи руки добирались до моего члена, они ласково брали его в ладошки, и я чувствовал такое, такое… Нет, это не объяснить… Это надо запомнить!

Его рассказы были сюжетны, осмысленны, и кончались тогда, когда я мысленно уже кончал.

Почитывая сейчас «Бульвар Крутой Эротики», я должен признать, что устные рассказы 13-летнего Славы Чесского были вполне на уровне. Если он даже и врал, ему стоило так врать. Именно он, Слава, обратил мое внимание на то, что одна симпатичная девчонка из нашего отряда во время ежевечерних танцев появляется в рубашке с расстегнутыми верхними пуговицами и без лифчика. Я бы прошел мимо, не заметив. А заметив, старался на танцах оказываться напротив нее. Но мне это не помогло — я все равно не видел того, что видел Слава. Это к вопросу об абсолютном отсутствии интереса. Господи, а та 14-летняя Таня из города Орла! Ну почему я всегда видел не то, что другие, а то, что казалось мне видным?! Ну почему никаких романтических историй с кровавым финалом? Где, наконец, Первая любовь?! Ей бы уже пора! Как-никак, сейчас мне, Ронуальду Григорьевичу, 69 лет и один месяц. Эх, вернуться бы назад! Лет на 60 или 55. Отбросить бы эти опостылевшие костыли, выпрыгнуть из инвалидного кресла-качалки, и туда, где остались все эти 12-13-14-летние девочки и мальчики! Непозволительная роскошь — мечтать о таком. Может не выдержать сердце, и меня понесут ногами вперед. Но, главное ведь — вперед! Доктор сказал: еще один инсульт — и все. А раз доктор сказал — так и будет. Вот только завещание накропать. Приблизительно такое:

Завещание