Сублимация

Заклинание сделало свою работу: яичница полностью переварилась. Желток занял свое место в верхней части конуса, белок — в нижней. Нить Питания опутала конус, все восемь центров успокоились, и я мог идти завоевывать Катю. Первым делом я перечитал сочиненную ночью поэму и, как заправский критик, вырезал оттуда наиболее фривольные места. Потом я вычеркнул строки, написанные в жанрах сюрреализма и примитивизма. Оставшийся текст я внимательно перечел несколько раз и остался им доволен. Побрившись, я вылил на себя те капли одеколона, которые оставались после недавнего посещения меня Вовкой, и облачился в строгий серый в полоску костюм фабрики «Большевичка», в черные ботинки за 15 рублей и белые носки. На шею я прикрепил грязно-белый галстук, соединив его с рубашкой с помощью мутно-красной заколки с неподдельным сапфиром посередине. Проходя мимо зеркала, я чмокнул отражение в щечку.

Выйдя из дома, я столкнулся с девушкой Олей, рюкзак которой так и распирало.

— О, наш террорист, — язвительно прохмыкала девушка, — хочешь булочки?

— Да пошла ты, — торжественно ответил я, — и булка твоя дурацкая! И засунь ее себе в задницу! И чтоб тебя черти в аду жарили! Да подавись ты своей дерьмовой булкой, после того, как из зада вытащишь! И не хочу я щипать тебя за грудь! Я даже дотрагиваться до нее не хочу! Поняла ты, блядь?!

— Павлик! — истошно завизжала Оля.

Пришлось бежать. При каждом моем шаге что-то трещало. Думаю, рвались брюки. Но Павлик меня догонял. Я слышал его топот за своей спиной. Было ясно, что в этот раз он меня замочит. Я начал задыхаться. Но вдруг чьи-то мягкие руки схватили меня за попу, и я переместился, мгновенно оказавшись в какой-то парадной с кодовым замком. И напрасно мой преследователь колотил ногами в дверь. Я был спасен. Тяжело дыша, я прислонился к батарее парового отопления. Рядом со мной стояло существо, более всего напоминающее девушку. Оно и было девушкой.

Глава 12. Fuck me!

Некрасивой. Маленькой, худой, с каким-то мышиным лицом, с выступающими из-под футболки ключицами, с грустными собачьими глазами, с невообразимо идиотской прической. Короче, уродина. И этот ужас пылко обхватил меня щупальцами и жарко зашептал:

— Трахни меня! Прямо здесь! Прямо сейчас!

— Ну, конечно, — неуверенно ответил я, — но почему прямо сейчас? Может потом, когда все уляжется? Я обязательно…

— Ты не любишь меня! — вскричало существо.

— Ну, почему же?! — начал я, ровным счетом ничего не понимая. — Люблю, конечно… Спасибо.

— Любишь? — девушка приблизилась вплотную, и я увидел, что она еще и в очках. Огромных, в пол-лица, некрасивых очках, за которыми ее глаза были похожи уж и совсем на какую-то гадость.

— Правда любишь? — спросила она. — А как тебя зовут?

— Лешей, — соврал я.

— Моего прежнего друга тоже звали Лешей, — сообщила девушка, — а я — Наташа. Можно просто — Треска. Это кличка в тусовке.

Незнакомое слово оглушило меня, и Наташа-Треска, почувствовав мою беспомощность, вновь полезла целоваться, параллельно забираясь ко мне в штаны.

— Ого-го, — протянул я, — ну, может, не здесь?! А где-нибудь там? Попозже, когда все рассосется… А там видно будет… А?

— Я хочу тебя! — в экстазе крикнула Наташа, и чья-то испуганная тень шарахнулась в сторону. По зрелому размышлению, тень была моей.

— Давай вначале погуляем, — запротестовал я, с ужасом думая о том, что Катя может меня и не дождаться. Тем более, что она меня и не ждет.

— Давай, — вдруг легко согласилась Треска, — а потом сразу трахнемся. Хорошо?

— Хорошо то хорошо, — сказал я, — но ты не можешь подождать еще денек?

— Мне 26, — с грустной гордостью в голосе сообщила Наташа, — а я так и не нашла свою любовь. Но теперь с этим покончено. Ведь ты меня любишь? Не забывай, что я спасла тебя.

— Да, — согласился я, — похоже мне, как ни крути, придется тебя любить, так как ты меня спасла и тебе уже двадцать шесть лет, а мне всего двадцать. Но разница в возрасте, как говорится, лучше, чем возраст в заднице.

И мы вышли на улицу. Все оборачивались. Нас снимали скрытыми, полускрытыми и явными камерами. На нас показывали пальцами. Нас кусали собаки, а ко мне в ботинок даже забрался таракан. Он устроился между мизинцем и безымянным пальцем правой ноги и живет там до сих пор, как память о тех чудесных днях с Треской.

А дни, точнее, один день, выглядел приблизительно так:

Она:

— Я хочу тебя! Прямо здесь! Вот под этим памятником Барклаю де Толли (варианты: на этом темном чердаке, в этом студенческом кафе, в пруду, в гробу, у черта на куличиках)!

Я:

— Ну, это, конечно… Но, может, попозже чуть-чуть… Ну, там, через часик… А?

Она (в слезах, царапаясь и кусаясь):

— Ты меня не любишь!

Я (прикрывая особо важные части тела):

— Ну, отчего ж?.. Люблю, конечно… Что ты, в самом деле… А?

Она:

— Тогда трахни меня! Возьми всю без остатка, как есть!

Я:

— Ну, об чем разговор… Конечно, конечно… Но, может, обождем чуток… Ну, совсем немножко… А?