Там, где обычный человек врезался в выскочившего из-за угла другого, я уже сворачивал в соседний переулок, в котором вероятность подобного была ниже. Там, где люди спешили успеть к самой короткой очереди к кассе, я уже стоял у той, где потела всего дюжина счастливчиков. И даже, несмотря на то, что в очереди неподалеку людей было меньше, моя все равно редела быстрее, а все потому, что более резвый и энергичный фейерверк потенциалов в головах покупателей, заблаговременно замеченный мною, не давал им подолгу застаиваться у кассы.
Там, где потребители со знанием дела ощупывали консервы и бутылки с молоком, где с недоверием разглядывали хлебобулочные изделия на предмет исчерпавшего себя срока годности, я же, не сбавляя темпа, избирательно хватал самые светящиеся, а значит, самые сочные и спелые фрукты или же указывал пальцем на самые свежие – из перечня доступных – ломти мяса, в которых активность бактерий еще не обрела верх.
Я приближался к своему дому. Плечо оттягивала приятная тяжесть сумки до краев напичканной едой, а вечером мне предстояло увидеть девушку, о которой другим оставалось только мечтать. Достойное завершение недели, улыбка не сходила с моего лица.
Больших усилий стоило сохранять взвешенность и мастерство в приемах кухонного поединка, который я назначил всем продуктам, что только выстроились на разделочной доске. Несмотря на предвкушение в кои-то века роскошного обеда, все действия, которые я только исполнял, сейчас казались не более чем нервным способом скоротать оставшиеся часы до встречи. Все эти дни я еле сдерживался от того, чтобы не позвонить ей, вновь услышать ее голос, напомнить о себе, удостовериться в том, что наш договор преисполнен прежней силы. Но это бы выставило меня перед ней суетливым, чересчур озабоченным, а это могло бы и оттолкнуть. Но до встречи уже оставался час.
Бросив макароны самостоятельно вариться на огне, я наконец-то написал ей, и ответ не заставил себя ждать.
«Извини, возникли трудности. Увидимся в Айсберге».
С секунду я без выражения смотрел в телефон, а потом не глядя отшвырнул его куда-то в сторону мятой кровати. Ну и ладно. Все равно денег не осталось.
Я даже немного подивился тому, как спокойно это воспринял. Но все события, произошедшие за неделю, все мельтешение людей, их суета в транспорте и мое метание среди них внезапно дали о себе знать. На меня обрушилась долгожданная усталость, все эти дни без сна и подозрительная бодрость улетучились в одну секунду.
Я вывалил себе в тарелку разбухших и скользких, как слякоть, макарон. Переварились. Недобросовестно разведя чай, я взгромоздил все приготовленные блюда на поднос, как вдруг мои ноздри настороженно дернулись. Нет, надеюсь, это не то, что я думаю.
Кот таки пробрался в тумбочку, которую так всегда неистово скреб, и разлил адски воняющее моющее средство. Но нет, отсюда она казалась плотно закрытой. Прибежав в комнату, я удостоверился в этом глазами. Однако запах хлора по-прежнему стоял в ноздрях.
Я мотнул головой, чтобы его стряхнуть, но голова дернулась с заметным опозданием и как бы сама по себе, и еще мне показалось, будто я это только что вспомнил. Сама мысль о том, что я это вспомнил, была очередным воспоминанием, тем временем перед моим лицом уже почему-то маячил прохладный ламинат с расплывающейся от моего дыхания испариной. Это уже было…
Настоящий момент казался непрерывно воссоздаваемым прошлым. Я обхватил руками затылок… нет, свое лицо, которое перетекло в затылок, лопатками я уже чувствовал неудобно жесткий пол. И вот я уже спохватываюсь, что вспоминаю это, сидя на полу. И тут на меня
– …в медиальных височных отделах полушарий располагается парная структура гиппокамп, и его повреждения приводят к а-ааа… Щеку ожгло болью.
Это я врезал себе пощечину. Но ладонь будто прилипла и растеклась по щеке. Нет, это снова был прохладный ламинат…
– …нас хотели привлечь к уголовной ответственности за оскорбление чувств верующих!.. прикройте дверь…
Я попытался заорать, но такого воспоминания не нашлось. Меня не стало.
Очнулся я уже где-то ночью. Во рту стоял металлический привкус крови, кончик языка пощипывало. Голову ломило, жутко больно было даже поворачивать глаза. Взгляд вместе с мясом отрывался от точки, на которую был наставлен, поэтому осматривался я медленно и осторожно, давая ему аккуратно отлипать от стен. Тело ныло, а связки огрызались болью, как если бы я их неудачно потянул. Проведя ладонью по лицу, я стер с губ кровь и вспенившиеся слюни.
Это что, эпилепсия? – с ужасом подумал я. Такого и врагу не пожелаешь.