Ступающая по воздуху

3 декабря Амброс Бауэрмайстер был вынужден уйти. Выбора уже не оставалось. Амрай и Марго составили заговор. Они грозили ему полицией. Он не мог допустить, чтобы дело зашло так далеко. Эгмонт Нигг, его друг и крестный Мауди, устроил ему — разумеется, обманным путем — семидневную юбилейную поездку в Испанию — такой подарок газета «Тат» делала тем читателям, которые выписывают ее уже сорок пять лет.

Он оставил в доме все: одежду, книги, пластинки, наручные часы. Все. Взял только свои старые роговые очки, случайно нашаренные в секретере, где он рылся в поисках заграничного паспорта и других документов.

Амброс Бауэрмайстер, ставивший перед собой цель никогда больше не притрагиваться к деньгам, покинул Красную виллу ранним утром, затемно. Точно вор. Он не хотел видеть ребенка, а Амрай не хотела видеться с ним. Что уж тут говорить о Марго. Но когда он, стараясь неслышно ступать, подходил к главному входу с его искусно выкованной решеткой, к Амбросу приблизилась женская фигура. Высоко поднятый воротник, бобровая шапка, тонированные очки. Однако он моментально узнал Инес. Она обняла его и заплакала. Но он, с трудом сдерживая слезы, сказал, что в каждом обстоятельстве надо уметь найти свое преимущество. Теперь он может осуществить мечту студенческих лет и поехать наконец в Мадрид, чтобы увидеть «Снятие со Креста» Рогира ван дер Вейдена в подлиннике.

~~~

Землю корежит почти двадцатиградусный мороз. У людей глаза на лоб лезут, а стужа еще больше лютует. Рождественские дни миновали. Витринные манекены облачены в бальные костюмы и смокинги, весь застекольный мир усыпан конфетти. На площади Двух лун синие мужчины, стоя на подъемниках, снимают рождественские гирлянды лампочек. Темнеет рано, уже в четыре загорается сеево городских огней.

До конца 70-х годов зимние ночные улицы Якобсрота принадлежали кошкам. По ночам в городе не было ни одного прохожего. Но с тех пор, как вошло в моду ужинать вне дома, темнота обрела приметы какой-то призрачной жизни. Где-то рассмеется девушка, возвращаясь домой, и звук ее голоса согревает стены зданий. Где-то проступит силуэт целующейся и дрожащей от холода пары. Таков знак прогресса и вкуса новой декады.

Люди начинают выходить. К итальянцу, к греку, к китайцу, а один индиец уже три месяца как рыба об лед бьется на Филиппусштрассе. Он переоценил себя. Житель Рейнской долины долго раскачивается, привыкая к новенькому. Больше всего его устраивает новизна, получившая всеобщее признание. Индусу дали хороший совет проявить свое вошедшее в поговорку терпение, при условии, что банк поступит таким же образом.

Когда стало модным лобзать друг друга в щеки при встречах и прощаниях — в те годы уже многие смотрели телевизор, — бедняга оказался в трудном положении. Он вспыхивал как маков цвет и, выдержав проявление нежности, втайне проклинал это чмоканье как несусветную глупость на самом деле.

Нет уж, чтобы тебе во время еды всякие чужаки в рот глядели да твои разговоры подслушивали — нет, для старого поколения это ни в какие ворота не лезет. Каждый забор имеет уши, гласит пословица из фольклорного арсенала Якобсрота. Молодые были более восприимчивы к новому. Особенно вернувшиеся из Вены или Инсбрука студенты, которые — одолев в конце концов курс учебы — вновь оседали в родном углу.

«Галло неро», то бишь «Черный петух», залит светом в этот прохваченный сибирской стужей вечер, и гостей тут прорва. Превращенный в большой обжорный зал ресторан сицилийца Отелло Гуэрри трещит по швам каждый зимний вечер. Гуэрри был первым иностранцем, открывшим ресторан в Якобсроте. И неудачливому индусу, прозябающему на Филиппусштрассе, он мог бы рассказать целый роман о том, как ловко сам вначале водил за нос банк.

Гуэрри — человек необычайно веселого нрава. Небольшого росточка, но по-бычьи мощного телосложения, с тугим брюшком и лицом сицилийского пастуха, с вечно жирным лоском коротких волос, острыми клинками нависающих надо лбом. Полная противоположность существу, без которого Гуэрри трудно было себе представить, — длинношерстному псу, с неразличимыми на мохнатой морде глазами и с обрубком хвоста. Бипо там, где Гуэрри: добродушный зверь — часть его инвентаря. Даже когда в ресторане яблоку негде упасть, оба они ухитряются найти местечко для появившегося в дверях клиента, а если никак не получается и гость вынужден томиться в ожидании свободного стула, итальянец с возгласом «Мадонна!» подталкивает его к бару, где желудок клиента не будет в обиде. Вот в чем рецепт успеха Гуэрри.