Ступающая по воздуху

— Кажется, теперь путь свободен. Ну пока. И спасибо за сигарету.

Амброс включил мотор, и машина, подпрыгивая на грудах щебня, понеслась дальше, а дорожный рабочий Эркем Йылмаз взялся за тачку.

Когда они достигли рейнской дамбы и вышли из машины, было уже прохладно. Фён окончательно утих, и сланцево-серые облака, похожие на глыбы пакового льда, медленно проползали над Почивающим Папой.

— Вот-вот дождь будет! — крикнул Амброс.

Но девочки не обратили на это внимания, а может, вообще не слышали его. Они уже семенили по заросшему кустами ограждению от высоких вод вниз, в необозримую пойму, к овечьему стаду, пробавлявшемуся там поздней, худосочной травой. Они кричали и смеялись, когда стадо испуганно расступилось, рассеялось; они играли в салки и сами становились ягнятами. Блеяние сотен овец повисало в набухшем дождем и наполненном басовитым гудением высоковольтных линий воздухе. Опоры ЛЭП с усталыми от груза плечами шагали по заливным лугам в сторону примостившегося на гребне Кура.

Бауэрмайстер — сам готовый считать себя еще мальчиком и не способный устоять перед искушением погорланить и побеситься — бурно возликовал, размахивая руками, скатился с дамбы, подбежал к детям, схватил Эстер и подбросил ее в воздух, а догнав Мауди, подбросил и ее, он кувыркался и даже пробовал ходить колесом.

— Что может воздушный пешеход?! — крикнул он так громко, что крик перешел в кашель.

— Ходить по воздуху! По воздуху! — смеясь, ответила Эстер и начала резво подпрыгивать. — Ну-ка догони! Поймай меня!

Рыжая челка искрой мелькнула перед носом у Амброса. Он дал Эстер фору и с львиным рыком бросился вслед. Они исчезли из виду, становясь все меньше, превращаясь в карликов. Голоса тоже терялись в пространстве. Оставался лишь глухой однотонный шум в проводах да сердитый надрыв овечьего блеяния, доносившегося с разных сторон.

Оставалась и Мауди. Она долго смотрела им вслед, хотелось куда-нибудь уйти. Но она не могла двинуться с места. К ней ковылял ягненок с расползающимися ножками и любопытной мордочкой, но потом он повернул назад и принялся щипать траву.

Взгляд ребенка был устремлен в пустоту. Мягкие линии губ подрагивали, веки судорожно трепетали, усиливая мерцающий блеск зеленых, как озерная гладь, глаз. Ветер полоскал и сбивал на сторону светло-русые волосы до плеч.

И вдруг ребенок, всегда не очень-то многословный, начал говорить. В таком стремительном темпе, которого с трудом достиг бы и виртуоз речевого искусства.

— …мамауткаплакаланавзрыдаонвсеприхорашивался

иприхорашивалсячутьнецелыйденьдорогойгосподин

мнедавайтебудемдрузьямисказалмолодойселезень

растопыривкрыльятутунасбылмагазинлатуродевает

мужчинчтовытутделаетеапосколькуянеплачутохотел

быпокрайнеймерепомочьвамдавыпростокнижныечерви!

Вычересчурнепосредственныгосподинбауэрмайстер

мальчугантакмногоспитнавернякакопитсилыдлякарьеры

да-ди-да-ди-да-ди-да-дииитамвсямузыкальнаяобщественность

услышигвмоемисполнениикаприччонаотъездвозлюбленного

братапроизведениеномер992вСБПвдэрмовуюшвэйцариюнадругуюсторону…

Во время этого невероятного словоизвержения Мауди показалось, что плоская луговая равнина, на которой она стояла, принимает форму чаши, а небо, прогибаясь, становится выпуклым. Горы на обоих краях долины гигантскими сахарно-белыми клыками вклинились в поле зрения. Тучи проносились над горизонтом, то высвечивая его на миг, то снова погружая во мрак. Разноцветные снопы света окрасили небо, они таяли и возникали вновь. Потом она почувствовала, как чья-то невидимая рука подняла ее и отнесла в сторону, тело зависло в воздухе, и всего пара дюймов отделяла его от бурлящей серой стали рейнских вод. Щеки почти касались острых, как лезвия, волн. Еще чуть-чуть, и ей искромсало бы лицо.

— Мауди, Мауди, беги к нам, — тяжело пыхтя, кричал Амброс; не в меру резвая забава истощила последний запас сил заядлого курильщика.

— Я не могу быстрее, папа!

— Но ты вообще с места не сходишь!

— Нет, я иду! Папа! Папа! Я не могу бежать быстрее!

— А ты возьми ноги в руки! — рассмеялся Бауэрмайстер.

— Я же бегу! — в отчаянии кричала Мауди, и она уткнулась лицом в изгиб локтя.

Амброс в изумлении замер, напряг зрение и бросился к девочке.

— Что с тобой, Мауди?

Он поднял с земли содрогаемое стонами тело дочери, поцеловал ее в лоб, поддерживая голову своей горячей, сотрясаемой бешеным пульсом ладонью. Когда он поцеловал девочку в губы, его испугал вкус слюны. Такой вкус имеет морская вода.

— Все хорошо, детка. Все хорошо. Папа с тобой.

— Посмотри сюда, Амброс! — воскликнула Эстер, замедляя свой быстрый танцующий шаг. — Ягненок! Он мертвый.

И низенького мужчину в очках 'a la Джон Леннон вдруг поразила внутренняя немота. В голове — ни одной ясной мысли. Он слышал только шум. Однотонный глухой гул высоковольтной линии. Потом хлынул дождь.