Студенты последнего курса

На тротуаре, раскинув ноги, лежал прилично одетый человек лет пятидесяти, с бритой головой. Лицо его, как и вся голова, было сине-белым, без кровинки и почти не выделялось на примятом снегу. Неподалеку лежала кара­кулевая папаха, какие обычно носят полковники.

Мужчина, стоявший рядом с хлопцами, объяснял: шел человек, поскользнулся — и все, может, даже насмерть.

— А может, пьяный был?

— Теперь не разберешь. Вызвали «скорую помощь».

— Скорее бы она приехала...

— Тут, видать, нужен катафалк...

Понемногу люди стали расходиться.

— Пошли, хлопцы,— сказал Малец.— Мы тут не по­можем.

Шли молча, только Ярошка задумчиво повторил слова Мальца: «Сколько нужно человеку для счастья», но никто его не поддержал.

Уже в комнате, раздевшись и перекусив, хлопцы вер­нулись к прерванному разговору.

Малец хотел расшевелить как-нибудь и Рака, но осто­рожный Рак отмалчивался.

— Ну, что ты хочешь от Профессора? Зачем ему на­прасно тратить ценную энергию своего интеллекта? Не вызывая его на долгие дискуссии, я только хотел бы услы­шать от Профессора, что такое деньги и сколько их надо, как говорит Малец, для полного счастья?

Рак надулся, упрямо нагнув голову:

— Почитай «Капитал» Маркса. Что я тебе буду объ­яснять? Деньги есть деньги...— И он, ничего больше не сказав, взял чайник и вышел из комнаты.

— Куда ты? — закричал Ярошка.—Постой! Ты изрек абсолютную истину. Кто может опровергнуть этот силло­гизм: деньги есть деньги? Никто! — перешел на свой шут­ливый тон Ярошка.— А нет денег — значит, нет денег. Как Шолом-Алейхем говорил про талант. Но давайте погадаем, кто из нас будет иметь больше денег.

— Не дели шкуру медведя, который еще спит в своей берлоге,— осадил его Малец.

— Делить не делить, но примерить можно. Я думаю, что Профессор нас всех оставит позади. Во-первых, он очень бережливый человек. Кажется, эти туфли с длинны­ми задранными носами он носит с первого курса, а они как из комиссионного магазина. Ест он мало, не курит на девчат не тратится. Во-вторых, молчание — само по себе золото. Помните, Чацкий говорил: «А впрочем, он дойдет до степеней известных...» Прямо про него...

Вошел Рак, поставил чайник на стол. Ярошка по­смотрел на него, как на привидение, которое появилось, когда его не ждали.

— Спасибо, Профессор... Не буду повторять. Про тебя я сказал все... За ним идет наш поэт. Он будет иметь теп­лые гонорары, если приобретет хороший камертон. Третье место принадлежать будет мне, если стеклянный бог не прорвет дырки в моем денежном мешке. И последним будет Старик. Он все будет рассылать: сестрам, братьям, нищим, внукам, всем несчастным, какие только еще оста­нутся на земле к тому времени.

— По-моему, насчет Старика ты ошибаешься,— вме­шался Антонович.— Не забывай, что у него будет богатая, как старики говорят, жена. Может, она его научит бе­режливости.

— Эх, пехота! Ты видишь только то, что лежит сверху. Спроси у меня, я все скажу,— стукнул себя в грудь Ма­лец.— Может, даже сам Старик столько не знает про свою Обушенко, как я.

— А что ты про нее знаешь? Расскажи! — заинтере­совался Антонович.— А то Старик все время молчит.

— Рассказать? — спросил Малец у Русиновича.

Тот, немного смущенный, кивнул головой.

— Она единственная дочь у родителей... Как одна? Есть два брата, офицеры, старше ее. Родители — учителя. Так что росла она и горя не знала. Но теперь не то. Ее отец ушел к какой-то другой женщине. Знал ты об этом, Старик?

— Нет, не знал,— честно признался Русинович. Его поразила новость, которую он услышал от Мальца.

В дверь комнаты постучали. Вошел Ромашка. Поздо­ровался, сел к столу. Он был празднично одет, выбрит.

— Что скажешь? — спросил Малец.

— Ничего, зашел послушать — может, вы что умное скажете.

— Как раз попал вовремя. Тут просто разбрасываются умом.

— Рано начали... Как бы потом не пришлось под­бирать.

Он усмехнулся, посмотрел на Русиновича, подмигнул ему и подсел на кровать, так как Русинович лежал уже на одеяле и читал потрепанную и пожелтевшую, без первых и последних страниц, книжку.

— Что за допотопная литература? — спросил Ромашка.

— А ты почти угадал. Был такой интересный писатель и критик Максим Горецкий. Слыхал?

— Нет, не слыхал. Мало ли их было тогда?

Хлопцы навострили уши, каждый оторвался от своего занятия, даже Рак поднял голову от подушки.

— Что ты там мелешь? — спросил Ярошка.— Говори, чтобы всем было ясно.

— Чего захотел, чудак,— ясности! Я говорю только, что наломали тогда дров...

— Откуда ты знаешь?

— От людей... Да и я кое-что помню.

Хлопцы окружили Ромашку,

— Разве и тебе довелось?

Ромашка помолчал:

— Мой отец был учителем физики, любил радиотех­нику... Сам мастерил приемники. Ну, его взяли.,. Первый раз выпустили, а второй — как в воду канул.

— Как же ты пролез через ушко иголки с таким узлом на хвосте? — первый нарушил тишину Ярошка.

— Какое ушко? — вскинул густые брови Ромашка.

— Ну, мандатную комиссию...

— Приняли... Не один я такой. Да к тому же у меня была серебряная медаль.

— Эх ты, а никогда раньше даже не заикнулся,— оби­делся Антонович.— Сбоку кажется — самый счастливый человек на свете.