Студенты. Книга 2

— Савва, противозаконно, мы же клятву с тобой давали сделать все, чтобы спасти человека. Нет там слов об эвтаназии. А значит, не должно быть и сомнений. Иной так мучается, не приведи бог. Так и хочется аппарат отключить, а смотришь, через неделю лучше стало. Неведома нам пока, Савва, сила человеческого организма, неведома. Гены открыли, клонировать научились, пересадку органов за рядовую операцию считаем. А вот что на самом деле внутри нас, никто не знает. Что завтра нам организм выдаст, нет на этот счет никаких научных исследований. Все больше по практике выживания, о силе духа — ничего. Так, шарлатанские рассуждения о том о сем. Непостижим человек, непостижим, и это правильно. Хочется все узнать, но объем знаний должен на чем-то кончаться. Иначе все до винтика разберем, а собрать не сможем. Так невзначай цивилизацию можно уничтожить. Да что цивилизация, целые миры под угрозой окажутся.

— Володя, давай ближе к делу, — остановил философствование друга Савва Николаевич.

— Извини, Савва, но без этого односложный ответ: «не могу это сделать» — тебе покажется оскорбительным.

— Нет, почему же, нормальный ответ. Собственно, другого и не ожидал… Сколько он еще протянет, ты хоть намекни, а то я собрался улетать за границу почти на неделю. Не знаю, лететь или нет: вдруг с Леонидом за это время что-то случится. Оттуда так просто не вернешься.

— Загадывать не будем, Савва, но если надо, лети: неделю, а может, и больше проживет. Пока есть желание и силы бороться, пусть борется. Лечить, конечно же, такую патологию сейчас Савва, нечем, скальпель тоже не помощник… — Володька сел в кресло и замолчал.

— Как дети-то, внук? — перевел разговор Савва Николаевич.

— Да внучок скоро школу заканчивает, ходит ко мне, присматривается. Может, пойдет по стопам всех Хайшиных, но сомневаюсь. Заходит, сразу ноутбук достает и что-то все в Интернете ищет, что-то пишет. Поколение Next! Ничего не поделаешь, Савва, каждому времени свои песни, свои увлечения. Наши-то помнишь? В киношку сходить, мороженое эскимо за 12 копеек съесть, девчонку газировкой угостить, песни Высоцкого послушать. А нынешние ребята раскованные, ничего не стесняются. У меня два аспиранта на практике, так хоть запрещай, не запрещай, на таком сленге между собой говорят, что у меня внутри все кипит. Молодые, образованные, а слов русских подобрать не могут. Ништяк, клево, круто, бухнули, зависли, нирвана, бабки… Тьфу ты, говорить больше не хочу. — Володька снял очки. — Будешь еще кофе?

— Нет, хватит, — ответил Савва Николаевич.

— А мне вот уже совсем нельзя, — с сожалением произнес Володька и тоскливо посмотрел на банку «Чибо». Пью теперь чай фруктовый «Пикник», чтоб его…

— А что так, Володя?

— Сердечко пошаливает, после кофе так начинает молотить, что аритмия появляется. Запретил кардиолог, говорит, не прекратишь, на кардиостимулятор переводить будем. Вот дожили, Савва, с кардиостимулятором ходить буду… Кто бы мог подумать. Думал, сносу мне не будет.

— Володя, ты не шути с этим. Если говорят, то остерегайся. У меня тоже так вышло, что не верил в свою болезнь, пока не прооперировали. Металл и то устает, а человек, он же не из бетона сделан… Сами должны понимать, а не хотим. Врачи — самые большие агностики. — Савва Николаевич посидел какое-то время, наблюдая, как Володька заваривает пакетик фруктового чая. — Значит, не считаешь мою поездку невозможной, с братом будет порядок? А, Володька?

— Слушай, Савва, не вешай на меня ответственность за твои поступки. Ты сам профессор и все прекрасно понимаешь: брат может умереть в любую минуту. Нет никаких гарантий. Ехать тебе или нет, решай сам. Я единственно, что обещаю — сделаю все, что смогу. Ты же знаешь меня.

— Спасибо, Володя, ты всегда был таким. Мне сейчас очень погано. Брат один остался старше меня, он уйдет — моя очередь. И потом, нет у меня сегодня ближе его никого. Никогда об этом не думал, а вот только сейчас понял: умрет брат, уйдет с ним все — мое детство, мои мечты, моя любовь к родному дому, к нашему разъезду. Никто и ничто больше не будет меня связывать с прошлым. Жутко потерять прошлое, жутко, Володя!

— Ну что ты так расстроился, Савва! Жить все равно нужно. Как-никак, мы в ответе за остающихся после нас. Твой внук, дети — они должны чувствовать опору, без нее, без тебя старшего Мартыновы — не Мартыновы, а просто однофамильцы. Так было, так и должно быть. Не нами заведено, нашими отцами, прадедами, прапрадедами. Я отца своего почти не помню, но всегда о нем думаю, как бы он то или иное сделал, что сказал. Говорю себе: «Нет, Володька, батя бы тебя не похвалил…» А то, что мы становимся во главе семейств, значит, пришло время… Наше время возглавлять род. У меня мать долго была первой, как ни уберегал, а ушла, царство ей небесное. Вот теперь я сам встал впереди всех… Закон жизни, Савва, и нельзя обижаться или плакаться… Это настоящая, а не придуманная книжная жизнь!

— Ну мне пора! — Савва Николаевич встал. — Извини Володя, поеду, и время уже вечернее, тебе тоже домой нужно…