Сделав пару глотков ледяного пива, я откинулся на спинку стула и посмотрел на друзей, разбирающихся с пиццей. Они придумали этот ход с днем рождения, потому что хотели поднять мне настроение после очередного провала с опознанием. Но они не знали: как раз это волновало меня не так сильно, как ожидалось. Сны – вот что тревожило по-настоящему. Просыпаясь после кошмара, я долго не мог избавиться от липкого ощущения отвращения к самому себе. Мне казалось, будто в моем прошлом не просто случилась какая-то трагедия, мне казалось, я – причина этой трагедии. Мы условились делиться друг с другом всеми соображениями, если это может помочь мне вспомнить. И я так делал, ничего не скрывал. Но сейчас не спешил. Боже, да я толком и не понимал, что именно меня тревожило. В моем положении это неудивительно. Человека, лишенного воспоминаний, утратившего самого себя, каждую секунду рвут на части тысячи сомнений, беспокойств, тревог. В таком коктейле сложно отыскать первопричину переживаний. Но пытаться необходимо.
Оживленный пьяный разговор друзей вернул меня в их компанию.
– Да где угодно! Посмотрите любой детективный сериал, – говорила миссис Уэлч, – там частенько находят владельца оружия по пуле.
– Это кино, – сказала Эйлин, – не будьте такой наивной, миссис Уэлч.
Миссис Уэлч упрямо поджала губы.
– Ну не знаю, просто в Нью-Йоркском департаменте полиции работают одни дармоеды, вот что я думаю.
– Вообще-то, – вмешался в разговор Бак, – она права, Эйлин. Теоретически, выпущенная из ствола пуля может сказать многое. В том числе и имя владельца оружия.
– Да? – Эйлин обернулась на брата и вскинула бровь. – И какого черта тогда? Почему этот ублюдок до сих пор не на моем разделочном столе?
– Потому что, сестренка, это только теоретически.
Миссис Уэлч с интересом заправского фаната детективных историй посмотрела на Бака так, что нам стало понятно: придется ему развить мысль со всеми подробностями. Впрочем, улыбнулся я про себя, миссис Уэлч могла и не проявлять такого любопытства: Бак попал в свою стезю. Об оружии он мог говорить вечность.
Бак осушил банку пива, смял ее и сунул в пакет под столом. Открыл новую.
– Любое оружие имеет свои «отпечатки пальцев», так называемые кримметки, которые оставляют на частях стреляного боеприпаса индивидуальные отметины. Например, затвор или ударник часто снабжены кримметками, и после выстрела на гильзе остаются вмятины, которых не может быть на гильзе от патрона, выпущенного из другой пушки. Кримметка в стволе – это уже для идентификации самой пули. Это делается при помощи крохотного штифта, внедренного в канал ствола. Этот штифт царапает мягкое брюшко пули, шрамирует его уникальной бороздкой.
Я согласно кивнул. Что-то подобное я уже слышал от Маккоя. Правда, без всех этих подробностей. Да они мне и ни к чему.
– И все же я еще не вижу эту сволочь на скамье подсудимых, – сказала Эйлин.
Бак хмыкнул.
– Сестренка, спусти пар, а то крышку сорвет. Говорю же, это только в теории так гладко работает.
– А на практике? – спросила миссис Уэлч.
– На практике есть куча «но». Кримметки оставляют следы, это так, но если пистолет левый, то его нет и в базе, разумеется. А значит, не с чем сравнивать. Бывает и так, что пистолет может быть вполне себе законно приобретенным и занесенным в базу, но из него произвели такое множество выстрелов, что кримметка износилась, ее реальные отпечатки могут не совпадать с ее же отпечатками в базе. Поэтому по закону необходимо систематически проходить обстрел оружия с целью корректировки кримметок фактических с кримметками в базе. Опять же, деформация выпущенной пули не должна быть серьезной. Влепишь ее в бетонную стену, и никакая кримметка уже не поможет. Чем прочней предмет, в который стреляли, тем больше вероятность того, что на пуле появятся лишние отметины в виде царапин, вмятин и прочего.
– Мой череп достаточно крепкий, чтобы испоганить отпечатки? – спросил я, шаря в карманах в поисках сигарет и зажигалки.
Эйлин и миссис Уэлч немедленно наградили меня таким взглядом, что мне стало неловко. Тормозов не было только у нас с Баком. Даже миссис Уэлч иногда вставала на сторону Эйлин, когда мы с Баком шутили на эту тему в чересчур циничной манере. Но на сей раз я и не думал шутить. Я спрашивал вполне серьезно.
– Могла ли черепная коробка деформировать пулю до неузнаваемости? – уточнил я вопрос и, не удержавшись, прибавил: – Или это только с моей рожей случилось?
– Сомневаюсь, – покачал головой Бак. – Пуля угодила тебе в глаз, это как в желе…
– Да хватит вам! – Эйлин поморщилась. – Совсем психи, что ли?
– Ладно, извини.
Бак продолжил:
– По гильзе намного проще установить владельца оружия. Но гаденыш, вероятно, не так туп, как нам бы хотелось. Он прихватил ее с собой. Если бы кто-то спросил мое мнение, то я уверен, ствол левый. Нужно быть полным идиотом, чтобы пойти на это с собственным оружием.
– Либо же, – пришла мне в голову неожиданная мысль, – все было не так, как нам представляется.
– Поясни? – спросила Эйлин.