Сценарий

В дневнике мне не нужно лицемерить. Собственно, именно поэтому я сейчас держу его на коленях, лежа на крыше ангара, и вывожу эти слова. Я пишу в него только правду. И она в том, что мне совершенно плевать, что мой двенадцатый день рождения был таким же удачным предлогом обкатать новую машину, как и годовщина оказалась отличным предлогом для папаши загладить свою вину.

Мы занимаем один из деревянных столиков под деревянным же навесом на сваях. Напоминает беседку. Сегодня будний день, да и к тому же раннее утро, поэтому мы без труда находим свободное место.

Мамаша расставляет еду и напитки из двух плетеных корзинок для ланча. При виде этих корзинок мне кажется, что сейчас на дворе пятидесятые.

Передо мной ставят подарочную коробку-бенто «С днем рождения» из кондитерской «Шугарфина». Четыре вида сладостей. Без глютена, разумеется. На вкус – как приторная пластмасса. Или пластилин.

«Вау», – восклицаю я восторженно и пихаю конфету в рот.

«Подожди, – смеется папаша, – так себе аппетит испортишь. Сначала мы пообедаем».

Он наигранно потирает ладонями и украдкой поглядывает на мамашу, словно провинившийся глупый пес.

Мы смеемся, фотографируемся, едим сэндвичи из бездрожжевого хлеба со шпинатом и фетой. Мы – счастливая семья.

Вдруг папаша сбивается на половине истории, которая так веселила нас с мамашей, что от смеха у нас выступили слезы, и задумчиво бубнит под нос:

«Послушай, дорогая, это не Брайан Крейсер там, на корте? Вроде он. Насколько я знаю, у него красный «Мазератти», но на парковке его нет».

«Ты думаешь, у него только одна машина?»

«Нет, но… Черт, я, как назло, не взял с собой спортивную одежду».

Он явно недоговаривает. Полностью фраза звучит так: «Я не взял спортивную одежду, но это еще половина проблемы. Главное – я здесь со своей семьей, и вряд ли им понравится, если я их оставлю на полдня одних».

Я отлично вижу такие вещи на лицах взрослых. Я умею правильно интерпретировать то, что все они так неумело пытаются скрыть от других, когда не хотят обидеть или оскорбить.

«Пойду-ка я посмотрю, не осталось ли в багажнике еще пива», – говорит папаша и подмигивает мне.

Через пару минут он возвращается с разноцветной коробкой, перетянутой лентами и с огромным бантом сверху на крышке.

«Ух ты! – Я вскакиваю с места. – А что там? Что?»

Папаша смеется.

«Не знаю. Вот и давайте все вместе посмотрим».

«Что там?» – радостно повторяю я, нетерпеливо срывая ленты.

Я действительно не знаю, что там.

Но в этом дневнике я пишу только правду, потому что мне больше некому ее доверить.

Мне плевать, что в коробке. Мне это интересно не больше, чем то, правда ли на корте позади нас играет Брайан Крейсер или нет.

Я стягиваю последнюю ленту и рассчитываю: пятнадцать минут щенячьего восторга, потом полчаса относительно спокойной радости и счастливая улыбка до конца дня. Думаю, этого будет достаточно.

Я не успеваю заглянуть внутрь.

Радостное «Эй! Привет!».

Обернувшись на голос, я вижу Эдварда Спенсера, своего одноклассника. «Нэд – из дома обед». Это прозвище он заработал, потому что приносил с собой из дома контейнер с ланчем. В примитивных мозгах моих одноклассников это ассоциируется с бедностью. Бедность, в свою очередь, с ущербностью. Я не заступаюсь за бедных. Я поражаюсь тупости одноклассников. И их лицемерию, до которого мне еще далеко. Многие из них, например Эбигейл Уорнер или Рольф Шерман, таскают точно такие же ланч-боксы с безвкусными завтраками, богатыми клетчаткой. Просто они их не едят, в отличие от Нэда, а вываливают незаметно в мусорное ведро. В элитных школах вроде нашей столовую можно сравнить с приличной кафешкой на Родео-драйв. Там они и обедают на карманные деньги. Или на оплаченные месячные абонементы. Если Нэд начнет выбрасывать содержимое своей обеденной коробки в мусорное ведро, он сдохнет с голоду. Наша школа не по карману Спенсерам. Социальный феномен, наглядной иллюстрацией которого отлично служит мой папаша. Имидж.

Нэд несется к нам навстречу с холма и машет рукой. Рядом с ним, путаясь под ногами и вывалив язык, бежит собака. Черно-коричневый бигль с белыми пятнами на морде и груди. Его огромные уши развеваются по ветру, как гольфы на бельевой веревке в ветреный день, когда в нищих кварталах затевают стирку. Чуть поодаль идут мистер и миссис Спенсер.

«Здравствуйте», – Эдвард протягивает руку моему папаше и кивает уже изрядно набравшейся к тому времени мамаше.

«Привет… э-м-м…»

«Эдвард», – подсказывает мамаша.

«Да, конечно. – Папаша жмет Эдварду руку. – Серьезный молодой человек».

Бигль, повизгивая от восторга, носится между нами, обнюхивает наши ноги, пытается лизнуть руку мамаши, когда та треплет его по загривку.

«Рад тебя видеть», – говорит мне Эдвард.

У меня рот до ушей.

«Я тоже, Нэд!»

Собака подбегает ко мне и, виляя хвостом, тыкается мордой в ноги.

«Эй, малыш, как тебя звать?» Я смеюсь и чешу ему за ухом.

«Это Джаспер, – говорит Нэд. – Сидеть, мальчик».

Джаспер на долю секунды присаживается, но тут же вскакивает и убегает навстречу идущим к нам родителям Нэда.