Строговы

Матвей собирался сказать еще что-то такое же восторженное о родной тайге, но Анна перебила его:

— Что ж, от этого таежного духу в твоем кармане прибудет или пестрая телка на двор придет?

— Тьфу, будь ты неладна! — с сердцем проговорил Матвей. — Что же, оттого, что я день дома просижу, у тебя во дворе еще одна телка прибавится?

Анна круто повернулась и ушла в коровник. Через минуту она крикнула оттуда вдогонку мужу:

— Другие мужики не разгуливают без дела, оттого, может, и ломятся у них амбары от добра.

…Теперь Матвей стоял на холме, смотрел на зеленые кедры, на голые прутья берез и, вспоминая разговор с женой, улыбался.

— Чудачка! — повторил он вслух.

Преимущество кедровника перед березником было настолько очевидным, что слова жены о прогулке в бельники показались ему смешными.

Он докурил цигарку, снял из-за спины ружье и, повесив его на плечо, побежал, оставляя за собой широкие лыжни. Спешить было некуда. Но ему хотелось бежать быстро, напряженно, как он бегал когда-то в Юксинской тайге по свежему следу лисицы. Ружье тут тоже почти не требовалось. Люди так старательно опустошили кедровник в дни шишкобоя, что зверям и птицам ничего не оставалось, и они гуртовались в других местах. Правда, иногда с бельников сюда прилетали поглотать кедровой хвои тетерева, и Матвей надеялся на счастливый случай. Ловко скользя на лыжах между деревьями, он скатился в лог и увидел на одном кедре ворону. Тетерева не попадались, а выстрелить хотелось. Он снял с плеча ружье и привычным движением приложил ложе к плечу. Ворона, распустив крылья, упала на землю, и не стихло еще короткое зимнее эхо, как послышался отдаленный говор людей. Матвей сдвинул черную папаху на затылок и прислушался. В кедровнике зимой редко бывали люди, но они могли тут быть, и этому не следовало удивляться. Матвей торопливо закинул ружье за спину и побежал на говор.

Он ложбиной обогнул лесистый, недоступный холмик и вскоре оказался там, где только что разговаривали люди. Ходили они без лыж, и следы показывали, что было их трое. Сожалея, что людей уже нет, Матвей пошел по их следам. В этакий теплый день приятно было бы встретить здесь кого-нибудь, угостить табачком из своего кисета и завести неторопливый разговор о житье-бытье. Матвей прибавил шагу и быстро выбежал на опушку кедровника, но люди его не ждали. По неторной дороге в сторону Волчьих Нор удалялись легкие сани, и опознать тех, кто ехал, было уже невозможно.

Матвей стоял, думая: «Что они тут делали? Кто это?»

Ничего не решив, он пошел в глубь кедровника. Только спустился под горку, из-под ног выпорхнул косач. Матвей выстрелил влет. Косач упал в снег, недвижим, как черный камень. Матвей подобрал его и, зная, что косачи не летают в одиночку, осмотрелся. Совсем неподалеку от него на высоком кедре сидели еще два косача. Прячась за деревьями, Матвей подкрался к птицам и убил еще одну.

2

Домой Матвей возвращался довольный. Два косача — невелика добыча, а все-таки завтра будет вкусный обед и Анна не станет больше упрекать его за потерянный в хозяйстве день.

Дома оказался гость. На лавке у окна сидел Дениска Юткин. Гость был редкий. С тех пор как Матвей подбил мужиков не возить хлеб на мельницу к Юткиным и Штычковым, Евдоким запретил своей семье бывать у Строговых.

Дениска сидел в полушубке, но без шапки, всклокоченный и мрачный. Возле него стояли Анна и младшая дочь Маришка.

Не заметив вначале, что Дениска в слезах, Матвей шутливо проговорил:

— Денис Евдокимыч! Друг ситный, ты как это отважился прийти к нам? Не тайком ли от отца? Смотри отлупит!

— Не стращай, он уже отлупил его, — сказала Анна и, нервно шагая по прихожей, проговорила взволнованно: — На старости лет совсем с ума сходит!

Внимательно посмотрев на Дениску, Матвей понял, что тут не до шуток.

— Ну-ну, — проговорил он больше для себя и, помолчав, спросил Дениску: — За что это он тебя? Ты, кажется, теперь не парнишка, женить поди нынче станет.

Дениска отвернулся к окну и сказал срывающимся голосом:

— Нету мне жизни в том доме, Матюша. Извели меня. Еще раз тронет — повешусь… или в работники уйду.

Матвей сел рядом с Дениской, похлопал его по плечу.

— Ты умирать погоди. Это всегда успеется. А насчет того, чтобы уйти в работники… Что ж, это дело. Вижу, Денис, другой ты породы. Не сладить тебе с отцом.

— Верно, Дениска, иди в работники, постращай батю, небось живо образумится, — посоветовала Анна. — Он раньше и на меня вожжами махал, да я живо его отучила. Убежала раз на поля да целые сутки там и плутала. Перетрусил он, видно, и с тех пор — как рукой сняло.

— Волка ягненком не умилостивишь, его надо за горло брать, — улыбнувшись на слова жены, сказал Матвей.

Анна обиженно сжала губы и промолчала. В словах Матвея была сущая правда.

«Господи, и почему это жизнь так устроена? Чем человек богаче, тем он злее и нелюдимее, — подумала она. — Воть хоть бы батя с Демьяном. О них никто на селе доброго слова не скажет, а уж чего только у них нет, живой воды разве!»

Она вспомнила, что когда-то ей самой очень хотелось иметь всего столько же, сколько у отца, и подумала: