Строговы

Матвей задумался: как помочь другу, чем? «Хорошо бы ему тоже надзирателем устроиться, — шевелилась в голове мысль, — сразу со всеми бедами бы разделался: сыт, одет и суда за уклонение от мобилизации можно не опасаться. Да ведь разве примут такого? — Матвей взглянул на рванину, в которую был одет Антон, и тотчас отбросил эту мысль: — Нет, не примут».

Так ничего и не придумав, он предложил:

— Живи, Антоха, пока у меня. Комната большая. Передохнешь, приведешь себя в порядок, а там посмотрим, что делать…

Скоро Матвею представился случай выручить товарища из беды.

Начальнику тюрьмы прислали нового помощника. От конторских писарей надзирателям скоро стало известно, что крупный чиновник в столице, статский советник Елисеев, прибыл в Сибирь на исправление: не то с женщинами промотал, не то проиграл в карты крупную сумму казенных денег. Беляев, предполагая, что новый помощник будет выслуживаться и введет более строгий режим, посоветовал Матвею присмотреться к Елисееву и разузнать: что за птица?

Матвей зачастил в контору. Там всегда можно было услышать какую-нибудь новость. Чиновники охотно выбалтывали все, что касалось начальства.

Однажды Матвею посчастливилось. Как только он перешагнул порог конторы, его позвали к начальнику тюрьмы. Матвей вошел в кабинет. Рядом с начальником стоял высокий лысый мужчина.

— Вот, Венедикт Андреевич, — сказал начальник лысому человеку, — это надзиратель Строгов, из барака политических.

— Прекрасно! Будем знакомы, — развязно проговорил лысый.

«Э, да это новый помощник», — догадался Матвей и с любопытством осмотрел Елисеева.

— Есть, Строгов, дело к тебе, — обратился начальник к Матвею. — Господин Елисеев большой ценитель памятников старины и набожный человек. В нашем городе он впервые. Покажи ему собор, Воскресенскую церковь. Кстати, и вечерни скоро начнутся… А теперь поди скажи кучеру, пусть подаст лошадь к воротам.

Через несколько минут Матвей сидел в пролетке рядом с помощником начальника. Изредка Елисеев задавал вопросы:

— Где здесь лучший ресторан?

— В гостинице «Европа».

— А где театр?

— На Ямской, за мостом.

— Простите, а на какой улице находятся милые заведения?

— Какие?

— Милые.

— Не знаю таких.

— Ах, какой вы! В таком случае расшифрую: дома терпимости.

— А-а! Говорят, есть, а где — не могу знать.

— Как же, дорогой мой, вы не знаете? — удивился Елисеев. — Такой молодой, красивый мужчина…

Первую остановку сделали у нового собора. Серой громадой собор высился на широкой площади, окруженной тополями.

На вечерню народу собралось мало. Тускло горели свечи. В полумраке, освещаемая десятком свечей, ярко блестела золотая, усыпанная драгоценными камнями риза большой иконы Казанской богоматери. Перед чудотворной иконой, составлявшей главную достопримечательность собора, стояла молодая женщина в длинном белом платье с осиной талией.

Немного отойдя от дверей, Елисеев вдруг остановился, с удивительной быстротой втиснул монокль в орбиту глаза и зашептал:

— Что за прелесть! Чья такая, не знаете?

— Это Казанская.

— Недурна, черт возьми! И, должно быть, богатая?

— Самая богатая в городе. Золотопромышленник тут один все старается…

— А-а, понятно! Содержанка, значит.

— Вы о ком?

— Да вот об этой дамочке.

— А я — об иконе.

— А ну вас! — отмахнулся Елисеев и повернулся к дверям.

Из нового собора Матвей повез своего начальника в старый, из старого хотел везти в Воскресенскую церковь, но Елисеев этому решительно воспротивился:

— Хватит! Помолились — теперь к девочкам.

Не доходя до ворот ограды, он остановился и обратился к Матвею:

— Я понимаю, вас смущает этот тюремный кучер. Так я его отпущу. Возьмем извозца, и тогда вы мне покажете все злачные места, не правда ли?

Матвея осенила счастливая мысль.

— Правду говорю, ваше высокоблагородие, — ответил он Елисееву почтительно, — не знаю таких мест. Деревенский я. А вот приятель у меня есть, так тот по всем притонам и ночлежкам прошел.

— Из воров, значит?

— Нет, что вы! Честнейший парень и смирный, курицу не обидит. Нужда заставила. Мы с ним из одной деревни.

— Где он, этот ваш приятель?

— Да вместе мы живем, в одной комнате.

— Тогда вот что, — сказал Елисеев, — вы подвезите меня к ресторану «Европа», а сами тем временем, пока я ужинаю, поедете к себе на квартиру. Пусть этот ваш приятель… как его зовут?

— Антон Топилкин.

— Пусть сейчас же приезжает к ресторану, лошадей отпустит, а меня подождет в подъезде.

Матвей замялся, стоя в нерешительности.

— Что, заплатить надо? — спросил Елисеев. — Скажите ему, за этим дело не станет.

— Нет, не то. Одежонка-то у него, видите ли… Вот если бы вы разрешили переодеть его в мою форму? Мне сегодня на дежурство не идти…

— Разрешаю, — бросил Елисеев и направился к пролетке.

Антон Топилкин надел в этот вечер надзирательскую форму, и она осталась на нем. На другой день его приняли на службу в тюрьму: Елисеев назначил его на первую же вакантную должность — постовым на вышке.

Ночью Матвей рассказал Беляеву о своей проделке, и они от души посмеялись.

2

Через месяц после этой истории на квартире подпольщика Федора Соколовского состоялся важный разговор.