Строговы

В родительском доме она часто видела мужиков и баб, приходивших к ее отцу просить выручки. Она видела их в покорном поклоне, без шапок. Но никогда она не думала: легко ли им, этим просящим людям?

— Семян? — к чему-то переспросил Демьян. — Семян дам, семена еще есть. Триста пудовок роздал людям, а три куля для тебя уж как-нибудь найду. Ну, пойдем, пойдем скорее. — Он подхватил ее под руку и стал увлекать в глубь острова, в черемушник.

Анна шагнула за ним и остановилась. Вдруг поняла: «За семена купить хочет».

Жизнь стала какой-то мучительной, постылой. Почему-то вспомнилось вчерашнее: бабы, плач, слезы, безутешная боль. И оттого все происходящее теперь стало страшным и ненавистным. Захотелось оттолкнуть Демьяна, плюнуть в его гнусную рожу. Сдержалась с трудом.

— Ты куда меня тащишь? — спросила она его недружелюбно.

— Туда, — неопределенно мотнул головой Демьян.

— Постыдись, Дема! Ты совсем одурел!

Анна повернулась и хотела уйти, но он грубо схватил ее за руку и потянул за собой.

К ее счастью, совсем вблизи от них раздались голоса ребятишек. Демьян отпустил руку Анны.

— Черти их тут носят, — недовольно прогнусавил он.

— Когда же, Дема, дашь семена-то? Тороплюсь я, — проговорила Анна, вытирая уголком платка зардевшееся лицо.

— Завтра утром возьмешь. Работникам велю приготовить. А сегодня, как стемнеет, тут ждать тебя буду. Придешь?

«Завтра утром возьмешь», — Анну это резнуло как ножом.

С острова она возвращалась подавленная. В груди клокотала злоба на Демьяна и обида на жизнь, которая обернулась лихом.

Чувствуя, что ей не удержаться от слез, она не пошла в дом, а забралась на сеновал и там дала волю слезам.

На сеновале и нашла ее мать.

Анна не стала скрывать своего горя.

— Сеять, мама, нечем.

Эти слова объяснили все.

Марфа задумалась.

— Ты погоди, дочка, умирать-то раньше времени, — опускаясь на сено, проговорила Марфа. — После обеда отец с дедом на мельницу собираются. Пусть их леший унесет, тогда я насыплю тебе три куля ржи — и езжай скорей с богом. Да смотри молчи, а то греха не оберешься. Отец дюже на свата Захара сердит.

Анна относилась к матери сдержанно, с холодком и, бывало, частенько с нею ругалась, но тут она обняла ее и прошептала:

— Спасибо тебе, мама. Хоть ты меня жалеешь.

На следующий день Захар и Анна с Артемкой и Максимкой поехали в город: Захар — упросить Кузьмина подождать с долгом, Анна — повидаться с мужем.

Пробыла Анна в городе всего неделю, но вернулась домой радостная, бодрая и, не медля ни одного дня, принялась за полевые работы.

6

В самый разгар пахоты Демьян Штычков поехал на поля, чтобы проверить работу своих батраков и поденщиков.

В логу, неподалеку от его шалаша, лошадь всхрапнула и остановилась. Демьян ехал лежа. Он дернул вожжи, но лошадь стояла. Послышался шорох. Кто-то подходил к телеге. Демьян приподнялся, и капельки холодного пота выступили у него на лбу: сбоку дороги с осиновыми стяжками в руках стояли Парфен, Силантий и Савелий Бакулины, братья Ксюхи Бакулиной, батрачки Штычковых.

Рослые бородатые силачи Бакулины давно собирались посчитаться с Демьяном.

Весной Ксюха забеременела от хозяина. Когда она сказала Демьяну об этом, он повалил ее на пол и стал коленом давить живот. Ксюха вырвалась, убежала и с тех пор в доме у Штычковых не появлялась.

Бакулины отправили Ксюху в другую деревню, к старшей сестре, и она жила там, прячась от позора.

Демьян первые дни тревожился, а потом решил, что все обошлось.

И вдруг — вот тебе на, бакулинские бородачи! «Ускакать бы», — подумал Демьян, но было поздно. Братья Бакулины стояли у телеги, не спуская с плеч осиновых стяжков. Старший, Парфен, поздоровался с Демьяном, приподняв картуз.

— Не в хорошем месте встретились, Демьян Минеич, — сказал он, — не прогневайся, сам виноват. Опозорил ты нас перед всем миром.

Демьян, боязливо посматривая на братьев, пожал плечами.

— Сама, слышь, Парфен, на шею вешалась, — проговорил он робко.

— Сама? Это как же? — закричал Силантий.

Старший успокоил его:

— Погоди, Силантий, не горячись. Мы ведь все, Демьян Минеич, знаем. Одним словом, нас не обманешь.

Демьян попробовал отговориться:

— Ей-богу, Парфен, сама лезла… Я отбивался, а она лезла…

Парфен усмехнулся.

— Ты что, Демьян Минеич, думаешь, мы трехлетние?

— Да что тут разговаривать! Бей его!

К телеге с поднятым стяжком подбежал младший брат, Савелий, стоявший у куста за дорогой. Демьян закричал, подымая руки, защищаясь ими от стяжков:

— Погоди, мужики!

Савелий придержал стяжок, Парфен и Силантий отступили немного в сторону.

— Вы тут бить меня собираетесь, а за что? — скороговоркой загнусавил Демьян. — Верно, от меня Ксюха забрюхатила, ну так я рази отказываюсь? Я ее даже венчаться звал. Не пошла. Сама не захотела.

— Венчаться? — переспросили братья.

Демьян нерешительно кивнул головой.

— Не обманываешь? — спросил Парфен.

Демьян опять кивнул головой.

— Чистая правда.

Братья переглянулись.

— Коли так, — сказал Парфен, — заворачивай, Демьян Минеич, поедем в село на запой.

Демьян покорился, кряхтя и морщась, как от боли, полез на телегу.