Строговы

На следующий день Матвея вызвали в кабинет начальника.

Настроен был начальник мирно, держался запанибрата.

— С праздником, Строгов! — сказал он.

— Спасибо. Вас также, ваше высокоблагородие! — ответил Матвей, как полагалось по уставу.

Видно, побег Никитина причинил немало беспокойства господину Аукенбергу.

— Ты водку пьешь? — спросил он, окидывая усталыми глазами рослую фигуру молодого надзирателя.

— Самую малость. Не охотник на это, — ответил Матвей, не понимая, к чему тот клонит.

— Тебе не следует совсем пить. Водка мешает службе, — нравоучительно проговорил Аукенберг.

— Да уж какая при водке служба! — согласился Матвей и подумал с усмешкой: «Ты себе это, лоб, посоветуй. Проморгали Никитина? Попробуйте поймайте теперь в поле ветер».

Начальник докурил папиросу и, играя спичечной коробкой, сказал:

— Отныне ты, Строгов, будешь нести службу у политических. Жалованья будешь получать больше. Только смотри не вздумай пить да спать на дежурстве, как Сидоркин.

Матвей вскочил. То, что сказал начальник, было так неожиданно! Не сдержав своей радости, он совсем по-ребячьи похвалился:

— Уж я на посту не засну, ваше высокоблагородие!

Спохватившись, он забормотал что-то о тяжести ночной службы, пытаясь сгладить впечатление от своей выходки.

Но начальник ничего не заметил.

— Итак, помни, Строгов, — сказал он, — политические — это не уголовные. За ними нужен очень зоркий надзор. Будешь плохо служить — не помилую. Хорошо будешь служить — не забуду. Все в моей власти.

Матвей козырнул и вышел из кабинета, с трудом сдерживаясь, чтобы от радости не запеть.

5

Подпольная квартира находилась почти в центре города, в усадьбе одного именитого купца.

Матвей быстро нашел купеческую усадьбу и, пройдя с полсотни шагов по узенькому переулку, вошел в калитку.

Продолговатый флигель с крашеными ставнями был окружен высокими тополями. Кусты сибирской яблони касались ветвями стекол маленьких окон.

Матвей нерешительно постучал в дверь. К нему вышел старик с тяжелой клюшкой в руках. Он попятился назад, увидев человека в форме тюремного надзирателя, и нетвердым, удивленным голосом опросил:

— Кого вам надо?

— Адвоката Сергея Ивановича Рыжкова, — спокойно ответил Матвей.

Окинув его взглядом и выдавливая улыбку, старик сказал:

— Не туда попали, милейший! Вам, видно, неправильный адрес дали. Здесь живет доктор Чухвыстов.

— Ты не морочь мне, папаша, голову. Давай веди к адвокату, — сердито проговорил Матвей, стараясь плечом оттолкнуть старика от двери.

— Я не допущу насилия! — загораживая собою дверь, воскликнул старик.

Только теперь Матвей вспомнил о пароле.

— Фу-ты, черт! — выругался он, больше не сомневаясь, что старик из своих. — Извини, папаша, забыл: братец Сидор Ксенофонтович от души поклон шлет вашей милости!

Старик на мгновение опешил и, все еще недружелюбно и недоверчиво осматривая Матвея, прошептал:

— А мы его в гости поджидаем.

— Ну вот и сговорились! — засмеялся Матвей. — Веди!

В маленькой прихожей старик остановился.

— Ольга Львовна! — позвал он кого-то из комнат.

Послышались торопливые шаги. А когда дверь открылась, Матвей увидел перед собой свою старую синеглазую знакомую.

Через раскрытую дверь он успел заметить и Соколовского, который быстро прошел в соседнюю комнату.

— Федор Ильич! — крикнул Матвей и бросился к нему, чуть не оттолкнув женщину. — Я принес письмо из тюрьмы, от Тараса Семеныча, — почему-то шепотом заговорил он, подавая Соколовскому бумажный квадратик.

Соколовский быстро пробежал глазами по строчкам, схватил Матвея за руку и, крепко сжимая ее, крикнул:

— Оля, ура! Связь с тюрьмой есть! Садитесь, рассказывайте. Как разыскали нас? Как там Беляев? Впрочем, сначала познакомьтесь: это моя жена и товарищ по работе.

Матвей обернулся к синеглазой молодой женщине, одетой в простенькое домашнее платье и туфли на босу ногу.

— Ольга, — улыбаясь, сказала она, протягивая руку.

За чаем Матвей рассказал и о прокуроре, и о Капке, и о побеге Никитина, который помог ему получить назначение в барак политических. Соколовского интересовало все, и он долго и внимательно расспрашивал о всех тюремных порядках. Потом позвал Матвея в соседнюю комнату и попросил его снять сапоги и форменную тужурку.

— Зачем это? — удивился Матвей.

— Придется нагрузить вас литературой, — серьезно ответил Соколовский, — нелегальными книжками, газетами.

— Вот спасибо, Федор Ильич! Никогда не читал этих — как вы сказали, нелегальных — книжек.

— Нет, Строгов, с этим вам придется повременить. Да и многого тут вы еще не поймете. Все до последнего листочка я прошу вас передать товарищу Мирону.

— Мирону?

— Да. Так всегда называйте Тараса Семеновича, когда будете бывать в этой квартире.

Соколовский повесил на шею Матвею полотняную сумочку с брошюрами и показал, как нужно, чтобы не попортить газет, обертывать ими ноги.

Когда Матвей вернулся в столовую и, надев шинель и сверху ремень с кобурой, стал прощаться, Ольга окинула взглядом его крупную фигуру и нерешительно сказала:

— А что, если… Федя, может быть, мне безопаснее пойти вместе с товарищем Матвеем?