Строговы

Должно быть, наступил уже вечер, когда говор пассажиров стал затихать. Теперь слышались только тяжелые шаги матросов и грузчиков да плеск разгулявшихся волн.

Время тянулось мучительно медленно. Андрей заворочался.

— Забыли, может, нас? — прошептал он над ухом Максима.

Максим ничего не ответил, но в первый раз с лихорадочной горячностью его мозг обожгла мысль: «Не ловушку ли нам устроили?»

Ощущая от этой мысли неприятный холодок во всем теле, он потянулся к окну и отогнул уголок занавески. За окном сгущались сумерки, и где-то вдали уже мерцал красноватый глазок бакена.

«Ох, пожалуй, не вырваться нам отсюда!» — с отчаянием подумал Максим, но делиться своими мыслями с Андреем не стал.

Послышался топот и громкий говор. Максим, подойдя на цыпочках к двери, приложился к ней ухом. Топот и говор приближались. Это шли казаки. Скоро стало слышно, как кто-то, по-видимому капитан парохода, гудящим голосом говорил:

— Нет, нет, господин есаул, здесь каюты команды, а за команду я ручаюсь.

«Осмотр парохода. Уцелел ли тот-то в дровах?» — подумал Максим.

Через несколько минут вновь стало тихо.

Теперь каждая минута казалась ребятам вечностью. Не имея сил больше сдерживать свое нетерпение, Андрей поднялся и начал вышагивать по каюте. Максим сердито зашикал на него, и тот, недовольно ворча, опять опустился на койку.

Наконец за стенкой раздались тяжелые, шаркающие по железным плитам пола шаги, и через секунду в замочной скважине звякнул ключ. Вошел человек, показавшийся в темноте огромным. Он привычно шагнул к столу, поставил на него что-то, потом повернул выключатель. Вспыхнул яркий, молочно-голубоватый свет электрической лампы.

— Ну, хлопцы, заморились, чай, тут? — сказал человек, оборачиваясь к Максиму и Андрею.

Был он уже немолодой, рослый, плечистый, и по угольной пыли, въевшейся в глубокие морщины на лице, в нем сразу можно было узнать кочегара.

— Поешьте-ка вот щец, а там и на берег, — сказал кочегар, открывая судок с дымящимся варевом. — Скоро стемнеет совсем…

— Спасибо, дядя, — с живой радостью отозвался Андрей, — есть страсть как охота!

Ребята принялись за щи. Кочегар сел на койку, спросил:

— Дезертиры?

— Они.

— Вот это по-нашенски! — засмеялся кочегар. — Повозили мы за эту навигацию вашего брата немало. Далеко ли путь держите?

— В таежные месте, партизанить…

— Счастливой дороги! Передайте привет мужикам от пролетариев и большевиков парохода «Братья Мельниковы». Не забудете?

— Что вы! Этот пароход на всю жизнь запомнится, — с торжественной ноткой в голосе сказал Максим.

Ребятам не терпелось поскорее выйти на берег. Опорожнив судок, они поднялись, стали благодарить хозяина каюты.

— Погодите-ка, — проговорил кочегар и, приоткрыв дверь, выглянул на палубу. — Крой теперь, хлопцы, без оглядки, — с усмешкой проговорил он и отступил в сторону.

Максим и Андрей вышли и, сдерживая себя от желания пуститься бегом, через минуту уже были на берегу.

Глухими переулками они вышли за город и отправились в путь, взяв направление на Волчьи Норы.

4

Всю дорогу они без умолку разговаривали. Мобилизация, побег из военного городка, переезд на пароходе — все это походило на сон.

Разговоры о селе, о родных, о товарищах, с которыми они провели годы своей жизни, так их увлекали, что они шли, позабыв об усталости и осторожности.

К вечеру следующего дня они добрались до надела Строговых. При виде почерневшего соломенного балагана, стоявшего возле высоких лиственниц, у Максима больно защемило сердце.

Давно ли вот тут, после ужина, у костра Строговы коротали час-другой в оживленной беседе? Дед Фишка рассказывал что-нибудь о старине, об охоте или потешал всех веселыми прибаутками. Но особенно интересно было, когда начинал рассказывать отец. Он вспоминал город, пятый год, своих друзей-революционеров, преследуемых властями, подвергавшихся тысячам опасностей, и Максим слушал его затаив дыхание. Все виденное и пережитое отцом представлялось ему в те часы значительным и таинственным.

Максим порывисто подошел к лиственницам и, сгорбившись, стал смотреть на холмы. Там, за леском, где в багровом закате садилось солнце, в холодное небо поднимались беловатые дымки. Там находилось родное село.

Переждав с полчаса у балагана, они двинулись дальше. К Волчьим Норам подходили потемками. Село тонуло в сумраке, ни один живой звук не доносился оттуда. От этого безмолвия Максиму и Андрею стало жутко. Они прислушивались, взглядывали на холодное небо с редкими мерцающими звездами и зябко ежились.

— И девок даже не слышно, — сказал Андрей.

— Собаки — и те не брешут, — отозвался Максим.

Им надо было обойти село стороной и огородами пробраться к Зотовым. У Зотовых под избой имелось просторное, с белеными стенами подполье, и в нем можно было перекоротать несколько дней.

Сейчас, когда родные избы стояли рядом, ребят обуял страх. За каждым кустом им чудились солдаты, то пешие, с ружьями, то конные, с саблями наголо. Шли, ощупывая землю ногами.

В одном месте из-под самых ног взмыл в небо филин. Он поднялся так неожиданно и с таким шумом, что Андрей бросился назад и чуть не сбил с ног Максима.