Стриптизерша

– Ах, Ютта, – голос Сюзанне вывел ее из ступора. – Не принимай близко к сердцу. Он просто не хочет, чтобы ты выходила замуж, вот и говорит тебе гадости…

…Стьяго любил свою мать. Даже теперь, когда стараниями пластических хирургов она превратилась в не самый удачный клон Дженис Диккенсон. Но воспитанный матерью-одиночкой, проработавший не один год в ночных клубах, он был циничен не по годам. А потому, с тайной жалостью разглядывая свою мать, со стыдом расшифровывая взгляды смотревших на нее мужчин, Стьяго понимал: этот заезд ей не выиграть.

Злость на нее, боролась с болью. Ему было жаль ее, жаль себя, жаль того, что счастье, которое было так близко, в очередной раз прошло мимо. И слезы вскипали в его глазах, когда он, закусив губу, как в детстве, старался не расплакаться.

Он прибавил шагу, стараясь выплеснуть эту боль и вдруг остановился как вкопанный: в нескольких метрах от него стояла Ира. В ее безвольно повисшей руке был сжат вафельный конус из-под мороженого. Сами шарики растекались по раскаленному асфальту.

И не понимая, что делает, скорее отвечая на одному ему слышный зов, Стьяго пересек разделявшую их площадь и взял ее за руки.

Глава 28.

Фрау Мартинелли нервно курила у приоткрытого кухонного окна. На подоконнике стояла забытая чашка кофе, в которую то и дело летел пепел. Забывшись в гневе, женщина искренне принимала ее за пепельницу.

Давно ушли и Сюзанне и Инге, но выходка Яниса не шла у нее из головы. Фрау Мартинелли с гневом окунула сигарету в горячий кофе и лишь тогда очнулась. Вот же черт! Женщина вылила испорченный напиток в раковину и прихватив из шкафчика на стене стакан, направилась в гостиную, к бару.

В данный момент ей требовалось кое-чего покрепче. Слова сына звучали в ее мозгу, словно грохот набата. И чем дольше, тем больнее ей становилось их вспоминать. Как он смел вообще такое сказать?! Да еще перед Сюзанне!

Брови пытались сойтись в переносице, но ботокс был на месте. Поэтому, фрау Мартинелли прищурила глаза. Она сделала один глоток и бренди приятно обожгло ей желудок.

С сыном она еще могла бы управиться, но вот со Штефаном дело обстояло сложнее. Последний уже три раза подряд являлся к ней на работу: изучал подробности требований для заключения брака.

Фрау Мартинелли, конечно, пыталась его образумить: объясняла, как сложно жить в браке с иностранкой. Но тут судьба нанесла ей три моральных травмы подряд. Во-первых, эта сука уже знала немецкий. Во-вторых, имела безукоризненную визовую историю. В-третьих, видимо была последней из гордого племени Женщин, Которые Не Были Меркантильны…

Все, чего она добилась с доктором Адлером – это завоевала его доверие, что в принципе, не было большой победой. Доверяя ее суждениям, Штефан так и не удосужился изменить собственные. А когда она, будто бы в шутку намекнула на приглашение выпить, в качестве благодарности, он на полном серьезе прислал ей бутылку дорогого коньяка. Его-то она как раз и пила, пытаясь стереть из памяти слова сына.

А Стьяго тем временем уже позабыл о том, что сказал матери. Он не умел долго помнить о нанесенных им оскорблениях. К тому же, разве его вина, что матушка выглядит, как стареющий транс с Walking Street? В данный момент он сидел у фонтана на Маркт-платц и рассказывал Ире о том, что произошло в клубе после того, как выяснилось, что она сбежала.

Стьяго не скупился на подробности, но из всех красочных описаний того, что хотели бы с ней сделать хозяева клуба, самым страшным было подтверждение ее страхов: в Тайланде ей больше не работать.

И поскольку Стьяго был единственным человеком, которому Ира по ее мнению могла сейчас доверять, она поведала ему новость, которая немало порадовала бы его в прошлом: он, Стьяго, был прав. Штефан не хочет на ней жениться. Ни на ней, ни на ком-либо другом.

– Его просто клинит, – жаловалась она. – Он готов взять меня на содержание, приглашать к себе каждые три месяца, проводить время вместе там, где мне не нужна виза… Он готов на все, лишь бы только не жениться.

– Не такой уж плохой вариант! – пробормотал Стьяго.

– Да ты спятил?!! – воскликнула она, срывая с себя очки.

Испуганный ее вспышкой, он отпрянул было, ожидая продолжения и уже слыша мысленно шум голубиных крыльев, когда птицы сорвутся с крыш, испуганные ее воплем.

Но Ира надела очки и отвернулась.

– Ты был прав насчет него, – прошептала она. – Полностью прав, а я была самоуверенной дурой…

Стьяго взял ее за руку принялся растирать ледяные, невзирая на летний зной пальцы. Предложение бросить Штефана и уйти к нему, висело на кончике языка, но так и не сорвалось: куда к нему? У него нет ни квартиры, ни даже машины. Конечно, кое-какие деньги он сумел скопить, но этого не хватит даже на полгода.

– Надави на него, – сказал он. – Скажи, что потеряла все. Скажи, что если он не женится, ты вернешься на работу, а он может катиться ко всем чертям.

– Я бы ему сказала, – задумчиво произнесла Ира, словно взвешивая это предложение в уме. – Но только он – мой последний шанс, Ян. Если он на мне не женится, все будет кончено…