Стременчик

Так почти не было дня без какой-нибудь тревожной вести, помехи, задержки и причины для отказа от поездки. Король сносил это терпеливо, но все видели, что он всё больше был погружён в себя и ехал только из-под палки.

Один Грегор из Санока, которому король всё рассказывал, знал, что он терпел и как мужественно это переносил.

Оставшиеся при нём венгерские паны постоянно и лихорадочно говорили о с минуты на минуту ожидаемой в Буде коронации, убеждённые, что этот торжественный обряд неразрывным узлом свяжет молодого короля со страной.

В канун Троицы Владислав прибыл в Эгер и остановился в замке. Там, как всюду по дороге, для приветствия вышел значительный отряд магнатов; но, несмотря на их усилие, чтобы показать радость, Грегора из Санока, как других, поразило то обстаятельство, что были очень смущены и точно разгневаны.

Между прибывшими и теми, которых нашли в замке, начался какой-то шёпот, и менее опытный глаз мог заметить, что всех тревожила какая-то плохая новость.

Грегор из Санока угадал худшее, то есть захват Буды графом Цели; когда уже более или менее освоился с языком мадьяров, потому что с лёгкостью усваивал любой язык, он услышал что-то о коронации… Один из венгерских панов, с которым он подружился в дороге, только они расположились в замке, влетел к нему бледный, со сжатыми кулаками.

– Я вижу, что опять для нас случилось что-то неблагоприятное, – сказал ему Грегор, – говорите откровенно, чтобы в необходимости я мог приготовить к этому короля.

Венгр поднял руки вверх и начал с живостью, свойственной своей крови, во весь голос кричать:

– Случилось! Случилось, чего на свете никто не мог ожидать и предвидеть. Слушайте! Тот, кто рассказывает, знает это от прямого свидетеля! Королева Эльза выкрала венгерскую корону и в Белграде короновала едва трёхмесячного ребёнка. Этот негодяй, кардинал Дионисий Шеи совершил обряд! Ребёнку принёс присягу граф Цели!! Но что стоит эта коронация и присяга… мы потопчим её ногами.

Венгр был в ярости. Грегор из Санока принял новость, думая о короле. Кража короны, коронование сына позволяли Владиславу отступить. Он колебался – идти ли с этим к королю, или сдать на других объявление о случившемся, когда уже каморник звал его к нему.

Молодой король стоял у открытого окна с сияющим лицом. Он был один, потому что известие о коронации всех от него оттянуло. Они пошли расспрашивать, совещаться. Поляки были возмущены, венгры метались от сильного гнева, угрожая преступникам, а особенно Гаре, которому была поручена охрана короны.

– Магистр Грегор! – воскликнул король почти весело, когда увидел его. – Мне кажется, что на этот раз нас венгры отпусят, потому что мы им не нужны. У них есть трёхмесячный коронованный король, а если они хотят венчать меня на царство, корону я не достану, потому что её украла королева.

Король говорил это почти с детской радостью. Грегор стоял, как обычно, довольно холодный.

– Почему вы не радуетесь со мной? – спросил Владислав. – Очевидно, что ловкая женщина закрыла мне дорогу к трону, за что я ей благодарен. Можем теперь возвращаться.

При этих словах вошёл Ян из Тенчина, который в Кешмарке голосовал за возвращение в Польшу. Он был очень красный, взволнованный и гневный.

– Нет, возвращаться уже не время! Можно было оттолкнуть предложенную корону, но сейчас мы должны вернуть украденную для вашей чести. Из того, что слышал и видел, я убеждён – прибавил Тенчинский, – что то, что в убеждении королевы может вам помешать, как раз поможет и приобретёт вам сторонников.

– Воевода, – ответствовал Владислав, – вы прекрасно знаете, что мне не нужна эта корона.

– И можете от неё отказаться, – прибавил Ян из Тенчина, – но сейчас её следует вернуть.

Дверь была открыта, вошёл спутник короля, Марчелли, с пылающим лицом, бьющий себя в грудь.

– Королева наступила на нашу честь, – воскликнул он, – так же как раньше нападала на нашу вольность. Но мадьяры не отдадут независимости, право распоряжаться своей судьбой и чести. Того, кого мы выбрали, мы коронуем! Вернём корону, хоть бы Вышеград пришлось обратить в пепелище и кучу руин!

Тут же за Марчелли кучно и шумно шли другие венгерские господа, почти забыв о почтении к королю, так горели гневом и местью.

Все повторяли за ним:

– Женской прихоти мы не поддадимся! Кардинал архиепископ ответит нам за это. Гара должен отдать голову! Графам Цели мы не позволим командовать нами.

Король молча принял все эти заявления, не благодарил за них, не объявил, что думает. Только ночью в замке кое-как успокоились. Владислав, который надеялся, что коронование сына королевы изменит мнение епископа Збигнева и Совета, убедился, что все согласно голосовали за то, чтобы не отступать.