Оба склонились над укрепленным бункером — одним из тех, которые госпожа Овнец переоборудовала в драконий лазарет. Их приходилось укреплять дополнительно. Обычно один из самых ранних признаков драконьей болезни — это потеря контроля над пищеварительной системой.
— На вид он не то чтобы больной, — задумчиво заметила госпожа Овнец. — Скорее, очень потолстевший.
— Он все время скулит. А если приглядеться, то видно, как под кожей у него что-то шевелится. Знаете, что я думаю? Вы ведь говорили, что они могут перестраивать свою пищеварительную систему…
— Это правда. Видишь ли, они способны соединять все свои желудки и панкреатические железы в различном порядке, вроде как детали в конструкторе. В зависимости от того…
— Какое топливо им удается найти для выработки пламени, — закончил Ваймс. — Да. Мне кажется, именно это он и пытается сделать: выработать какое-то очень горячее пламя. Хочет бросить вызов большому дракону. Каждый раз, когда тот поднимается в воздух, бедняга скулит не переставая.
— И не взрывается?
— Да нет вроде. Я хочу сказать, если бы он взорвался, вряд ли бы это ускользнуло от нашего внимания.
— И ест все подряд?
— Трудно сказать. Обнюхивает он все, а ест почти все. И пьет тоже. Например, ламповое масло галлонами поглощает. Так или иначе, я не могу больше держать его там. За ним ведь нужно присматривать… А кроме того, искать дракона больше не надо, — горько добавил он.
— Мне кажется, ты принимаешь это слишком близко к сердцу. — Госпожа Овнец направилась к дому, жестом приглашая Ваймса следовать за ней.
— Слишком близко к сердцу? Меня оплевали на глазах у всего честного народа, и я не должен принимать это близко к сердцу?
— Все так, но я уверена, что это была какая-то ошибка, непонимание.
— Лично я все понял правильно!
— По-моему, ты так переживаешь, потому что ничего не можешь сделать.
У Ваймса глаза полезли из орбит.
— Ч-ч-то?
— Ты бессилен против дракона, — невозмутимо продолжала госпожа Овнец. — Ничего не можешь против него сделать.
— По-моему, этот чокнутый город и этот дракон вполне заслуживают друг друга.
— Люди напуганы. Не стоит ждать от людей многого, когда они так напуганы.
Она осторожно притронулась к руке Ваймса. Со стороны это напоминало зрелище работы индустриального робота, клешни которого, направляемые умелым специалистом, осторожно сжимают нечто крайне хрупкое.
— Не все такие смелые, как ты, — робко добавила она.
— Как я?
— Тогда, на прошлой неделе… Когда ты остановил этих бунтовщиков и не дал им убить моих дракончиков.
— Ах, вы об
— О-о. — Она словно бы погрустнела. — Ну, если это решено… У меня ведь много друзей. Если тебе нужна помощь, только скажи. Я точно знаю, что герцог Стогелитский ищет капитана стражи. Я напишу рекомендательное письмо. Герцог и герцогиня тебе понравятся, очень милая молодая пара.
— Я еще не совсем решил, что буду делать дальше, — более хрипло, чем ему того хотелось, ответил Ваймс. — Сейчас как раз обдумываю пару предложений.
— Да, конечно. Ты, наверное, сам лучше знаешь, как поступить.
Ваймс кивнул.
Госпожа Овнец усиленно крутила носовой платок.
— Ну, тогда… — наконец произнесла она.
— Ну… — сказал Ваймс.
— Тогда я… э-э… думаю, что ты, наверное, торопишься.
— Да, я думаю, мне лучше откланяться.
Последовала пауза. Затем оба заговорили одновременно.
— Это было очень…
— Я просто хотела сказать…
— Простите.
— Прости.
— Нет, это вы говорили.
— Нет, извини, что ты сказал?
— О! — Ваймс заколебался. — В общем, я пойду.
— О! Да. — Госпожа Овнец улыбнулась ему утомленной улыбкой. — Видимо, все эти предложения не терпят отлагательства.
Она протянула руку. Ваймс бережно ее потряс.
— Ну, я пошел, — сказал он.
— Заходи как-нибудь, — голос госпожи Овнец зазвучал намного холоднее, — если окажешься в наших краях. Ну и так далее. Уверена, Эррол будет очень рад повидаться с тобой.
— Да. Конечно. Тогда… до свидания.
— До свидания, капитан Ваймс.
Он неловко выскочил за дверь и торопливо зашагал по обсаженной деревьями тропинке. Все это время он спиной чувствовал на себе ее взгляд — или по крайней мере ему казалось, что он его чувствует. «Наверное, она стоит в дверном проеме, почти целиком его загораживая. Стоит просто потому, что смотрит на меня. Но я не оглянусь, — думал он. — Это будет настоящей глупостью. Она, конечно, славная, у нее много здравого смысла, и как личность она просто… колоссальная, но все равно…
Я не оглянусь, даже если она будет стоять там все время, пока я не выйду на улицу. Иногда, чтобы быть добрым, приходится быть жестоким».
Но когда он, не пройдя еще и половины пути до улицы, услышал грохот захлопываемой двери, то внезапно почувствовал себя очень-очень сердитым — как будто его только что обокрали.