Стража последнего рубежа

– Давно – это сколько? – спросила Тамара, зябко передергивая плечами – в подвале было холодно, а может, у нее и вправду появился нервный озноб.

– Мыря – с тридцать пятого года, Охохонюшка – с тридцать седьмого. А Мочана пришла в сорок четвертом. Стаж, а?

Тамара кивнула и пошла по темному коридору. Мимо проплывали запертые стальные двери с номерами на круглых табличках – 03, 04, 05… Стояла чуткая, «библиотечная» тишина, только где-то наверху далеко рокотал механизм лифта.

– Седьмой бокс – наш! – подсказал из-за спины Джимморрисон, вытащил карточку доступа и сунул ее в кардридер. Узкая щель осветилась неживым светом, тоненько пискнул зуммер. Электронный замок щелкнул, и дверь бесшумно ушла в стену.

Вначале Тамара ощутила запах. Странный, смутно знакомый и совершенно неожиданный здесь, в подвале управления «Т». Так пахло в далеком детстве у бабушки в деревне, когда маленькая Тома забиралась на сеновал и пряталась там в душистом сене. Сложный аромат высохших трав, смешавшийся с запахами мышей, мешковины, меда, пыли, утреннего тумана и старого дерева, создавал такой коктейль, который не снился ни одному, даже самому сумасшедшему парфюмеру.

Так вот, в боксе под номером 07 пахло так же. Детством и покоем.

– Эй! Лежебоки! Подъем! – весело крикнул Джимморрисон, входя в комнату. Вспыхнула тусклая лампочка на длинном проводе. Тамара увидела высокие деревянные нары, грубо сколоченный стол, пару скамеек, какой-то топчан, занавешенный пестрым тряпьем, – все очень низкое, словно бы изготовленное для детей.

На нарах зашевелились, вниз полетела труха. Вдруг из полумрака свесилась жуткая бородатая голова с желтыми совиными глазами, и хриплый голос произнес:

– Ну, че приперлися? Аль приспичило?

Тамара вскрикнула, отшатнулась.

– Ох и вежлив же ты, товарищ сержант! – хохотнул Джимморрисон. Он ничуть не испугался, наоборот, держался так, словно встретился со старыми знакомыми.

– Есть маленько, – согласился бородатый, спускаясь с нар. – Так ить с вами иначе нельзя. Будешь лебезить – враз на шею сядяте. Верно, Охохонюшка?

– Амици вициа си фэрас, фациаст туа! – раздался сверху скрипучий голос. Обладатель его, лысый старичок с седой козлиной бородкой, уселся на краю, поболтал босыми ногами и пояснил: – Друга пороки стерпев, себе их наживешь.

– Это ты к чему? – недоуменно уставился на коллегу Мыря. Он уже стоял на полу, и Тамара могла рассмотреть незнатя во всех подробностях.

Ростом бывший домовой едва доставал ей до пояса, но руки и ноги его были такой толщины, что позавидовал бы любой борец-тяжеловес. Нечесаная борода веником, всклокоченные волосы, нос картошкой и большие, цвета липового меда, глаза, недобро глядящие из-под косматых бровей. «Пожалуй, – подумала девушка, – таким и должен быть домовой. Страшным и злобным».

Из одежды на Мыре имелась вылинявшая гимнастерка старого – Тамара такие только в кино про войну видела – образца с мятыми сержантскими погонами, сатиновые трусы до колен и кожаные сандалии, в каких летом ходят пенсионеры. С левой стороны на гимнастерке болталась потемневшая от времени медаль.

Усевшись за стол, сержант-домовой выложил перед собой здоровенные волосатые кулаки и с прищуром посмотрел на Джимморрисона.

– За советом али задание есть?

Тамару он принципиально не замечал. Зато второй «спец», лысый Охохонюшка, тоже одолевший спуск с высоких нар, галантно поклонился, сверкнув лысиной, и, потеребив крючковатый нос, проскрипел:

– Формоза фациес мута коммендацио ест! То бишь, как говаривал Публий Сир, очаровательная внешность – немая рекомендация. Рад видеть, что в нашем управлении есть такие сотрудницы. Позвольте представиться: консультант Охримус Фанус. К вашим услугам, мадемуазель!

– Старший лейтенант Поливанова, – сдержанно кивнула Тамара.

Она не знала, как держать себя со «спецами», а Джимморрисон только улыбался, глядя на увивающегося вокруг девушки незнатя. Ростом Охримус Фанус, он же Охохонюшка, был еще ниже Мыри и, если бы не учтивая речь, идеально подошел бы на роль злобного гнома из мрачной готической легенды.

– Значит, задание, – так и не получив ответа, мрачно прохрипел Мыря. Запрокинув голову, он неожиданно зычным басом рявкнул: – Мочана! Мо-ча-ана, скрипень кривая, подымайся!

Из-под топчана послышалось сухое покашливание. Сморщенная, кукле под стать, ручка с острыми не то ногтями, не то коготками отдернула цветастое покрывало, и наружу высунулось скукоженное старушечье личико, обрамленное седыми прядями.

– Не глухая, сама слышу! – прошамкала Мочана, выбираясь наружу. Горбатая, длиннорукая, с острым носиком, на котором угнездились сразу три бородавки, она тем не менее гораздо больше двух других незнатей походила на человека. На карлицу, но карлицу из рода хомо сапиенс.

– Ну, все в сборе, – удовлетворенно кивнул Джимморрисон. – Шеф велел вам подзарядиться, перекусить и ждать распоряжений. Я – за донором, а вот товарищ старший лейтенант вас кратко введет в курс дела.

Тамара не успела и слова сказать, как осталась в боксе одна.

Точнее, не одна, а наедине с тремя незнатями.