Стража последнего рубежа

С тех пор много воды утекло. Соня уже давно не мела улицы, да и былой пофигизм куда-то делся – она стала спокойной девушкой, но одно в ней осталось неизменным: к окружающим мужчинам Соня относилась равнодушно. Неудачный опыт с «братаном» Сережей научил ее главному: нужно ждать единственного и неповторимого, а не кидаться на первого встречного, каким бы опытным и уверенным в себе он ни был. Только так – единственного и неповторимого. А остальных – побоку, перетопчутся.

И вот теперь эта история с Олегом…

Глава шестая

Что такое «заявка на донора», до Тамары в полной мере дошло, только когда она предстала перед заместителем начальника Лефортовской тюрьмы. Несколько лет назад этот бывший следственный изолятор ФСБ передали в ведение Министерства юстиции. Молодцеватый подполковник в милицейской форме, приняв у Тамары документы, усмехнулся и посмотрел на монитор компьютера.

– Сейчас у нас ждут этапа трое осужденных на пожизненное. Выбирайте!

И, широким жестом развернув монитор, подполковник подписал лежащую перед ним заявку.

Тамара ожидала увидеть что-то страшное, каких-нибудь маньяков со злобными взглядами, но с экрана на нее смотрели вполне нормальные люди. Один совсем молодой, двое других – постарше. Скупые строчки под фотографиями кратко сообщали биографические данные и информировали о статьях, по которым были осуждены преступники.

– Вот этого, – Тамара ткнула в монитор, спохватилась и прочитала: – Радулов Виталий Евгеньевич, тысяча девятьсот восемьдесят шестого года рождения.

Подполковник нахмурился, покачал головой.

– Что ж вы так немилосердно, а? Ему бы жить да жить, а вы его – в доноры… Впрочем, это не мое дело.

– А что, разве в «Белом лебеде»[8] ему будет лучше? – холодно спросила Тамара.

– Там у него есть хоть какая-то надежда на условно-досрочное. А из вашей конторы он прямиком пойдет в психушку и, насколько я знаю, до конца своих дней будет овощем.

– Овощем? – Охнув, Тамара быстро пробежала глазами по монитору. – Простите, я тут подумала… Давайте вот этого: Журин Геннадий Стальевич, пятьдесят третьего года.

– Пожалуй, – кивнул подполковник и вписал в заявку данные заключенного. – Его доставят к вам в районе пятнадцати ноль-ноль. До свидания.

Тамара поднялась, поправила юбку, попрощалась и пошла к двери.

– Радулов в пьяной драке на собственной свадьбе трех человек убил, – сказал ей в спину подполковник. – За честь невесты вступился. Один из убитых был заместителем губернатора. А Журин водку делал в промышленных масштабах из метилового спирта и продавал. Двести одиннадцать душ за полгода. Так что все правильно…

Молча открыв дверь, Тамара кивнула и вышла.

Всю дорогу до управления она пыталась понять, зачем Чеканин отправил ее с заявкой – в наказание или таким образом полковник старается закалить ее, подготовить к будущим испытаниям? Если так, то выбор задания не очень удачен. Судьба отравителя Журина ее мало интересует. У Тамары давно уже сложилась твердая позиция: сознательные убийцы и насильники – это не люди. Жалеть их не просто нельзя, а преступно. Точка.

В кабинете Чеканина Тамару встретил все тот же Джимморрисон.

– У нас опять ЧП! – выпалил он, едва девушка пересекла порог. – Убит… Ну, точнее, погиб генерал Гонсовский, исполняющий обязанности начальника Центрального военного архива. На охоте погиб. То ли застрелился, то ли… В общем, пока ничего не известно толком, кроме двух вещей – у него также отсутствует головной мозг, а рядом с ним нашли сгоревший навигатор. Такой же, как у таможенника нашего, Зимина, был. Шеф и Вершинин уехали на место происшествия, Карпухин – к немцам, брать их за жабры, а мы с тобой будем «спецов» поднимать.

– А кто такие эти «спецы»? – поинтересовалась Тамара.

– Сама увидишь, – не сулящим ничего хорошего голосом сказал Джимморрисон. – Когда донора привезут?

– К трем обещали.

– Лады. Значит, еще есть время перекусить. Ты пойдешь?

– Нет, – помотала головой Тамара, – я тут посижу. Устала что-то…

На самом деле она хотела остаться одна и поразмыслить. То, что ситуация с каждым днем становится все сложнее, а дело – запутаннее, угнетало Тамару. Она чувствовала, что все это в конечном итоге коснется ее, причем коснется не как стажера управления «Т», не по работе, а как человека. И от этого чувства хотелось стать маленькой-маленькой и забиться в какую-нибудь укромную норку, туда, где ее никто не найдет…

– Я же не зна-а-ала! Я же пошути-и-ила… – завывала Соня, раскачиваясь на табуретке и комкая в руках совершенно мокрый платок. Тетя Клава сидела напротив, подперев щеку рукой. Давно остыл чайник, за окнами дворницкой сгустилась ночь.

– А паренек-то, видать, с характером, – сказала старушка. – Ох, грехи наши тяжкие. Говоришь, не нашли вы его в подземельях-то?

Соня отрицательно помотала головой.

– Только вещи…