Летний распорядок дня у Разумовской был такой: подъем в одиннадцать-двенадцать-час, завтрак, рапорт соседке: «Поехала к Динке готовиться к экзаменам!», и до вечера с бойфрендом – в Серебряный бор. Вечер. Возвращение домой, ужин, рапорт соседке: «Ох, я так устала, лягу пораньше, а чтобы никто не тревожил, отключу звонок и телефон!»
В десять у окна спальни родителей уже рычал «красненький» «БМВ», а первый этаж снимал проблему ускользания Сони из дома, не хлопая входной дверью. Рано утром, на заре, она возвращалась тем же путем, довольная и счастливая, и засыпала безмятежным сном младенца, а назавтра все повторялось вновь.
Жареный петух прокукарекал в день первого экзамена. Соня, не выспавшаяся и недовольная – бойфренд в последнее время стал каким-то озабоченно-испуганным – лениво написала сочинение по «Герою нашего времени» и даже не очень-то удивилась, когда совместно с подъехавшими порадоваться успехам дочери родителями обнаружила через пару дней напротив своей фамилии цифру «два».
Лихорадочные попытки поступить в другой, менее престижный вуз тоже не дали результата, вернее, результат был тот же – арабская цифра «два».
У старших Разумовских началась тихая паника… А в середине августа случилось страшное. Соня сидела на подоконнике открытого окна родительской спальни, наматывала на палец рыжий локон и задумчиво смотрела вдаль, как вдруг раздалось фырчанье мотора. Но это была не привычная «красненькая» – по асфальту тихо подползала к дому длинная аспидно-черная машина с раскосыми глазами-фарами.
Бесшумно опустилось тонированное стекло, и Сонин бойфренд, сменивший, видимо, не только машину, но и разряд в братанской иерархии, кинул в окно какой-то комочек. Машина фыркнула и умчалась прочь. Улыбка сползла с Сониного лица. Она нагнулась, подняла и развернула стодолларовую купюру, на которой размашисто было написано черным маркером: «Пока! Встретимся в аду. Сережа».
Соня тупо посмотрела на портрет напоминающего Ломоносова древнего американского то ли президента, то ли миллионера на купюре, сомнамбулической походкой прошла к себе в комнату, взяла кнопку, пришпилила «деньгу» к двери и с наслаждением начала метать в нее подаренные бойфрендом духи, лаки и прочий парфюм.
Когда прибежали родители, Соня сосредоточенно пилила запястье пилкой для ногтей. Она тут же была избита по щекам, накормлена афобазолом и напоена валокордином, долго и судорожно рыдала на материнской груди и сквозь рыдания выдала рассказ на тему: «Как я провела это лето».
Неделю дома было плохо. Папа Разумовский метал громы и молнии на голову неумной влюбчивой дуры, вдруг заменившей его умненькую и благоразумненькую доченьку, мама тяжело вздыхала и все подсовывала Соне полоски теста на беременность, не удовлетворяясь первым отрицательным результатом. Словом, Соню достали, и она объявила, что больше не хочет ни от кого зависеть и поэтому завтра устраивается на работу.
– Да кому ты нужна?! – крикнул на это отец: – У тебя же нет никакой профессии!
– В дворники пойду, там этого не надо! – в запале крикнула в ответ Соня и закрылась в своей комнате.
А слово, как известно, не воробей!
Соня устраивалась на работу по всем правилам. Она написала о себе довольно длинную бумажку, озаглавленную модным словом «резюме», отксерила ее в двадцати экземплярах за деньги в уличной «ксеральне» и пошла по конторам, фирмам и офисам. Везде Соне обещали позвонить, как только это самое резюме рассмотрят. Видимо, не рассмотрели нигде – звонков не было.
Тогда, чтобы не терять времени даром, Соня подключила всех своих подруг и знакомых, из которых, к слову, едва ли не половина в институты, университеты и всякие академии тоже не поступили и мыкались теперь, как и Разумовская.
Время шло. Подруги по большей части подсовывали работу вроде пресловутого гербалайфа или «Мэри Кей». В проститутки не хотелось – Соня, как всякая нормальная девушка, любила деньги и секс, но себя она все же любила больше. А время продолжало идти…
Как-то за семейным ужином хмурый весь последний месяц родитель ядовито осведомился, как идет процесс трудоустройства дочери. Что-то не слышно бодрого шарканья метлы о тротуар по утрам…
– Послезавтра услышите! – решительно пообещала сумрачная Соня.
За столом отдела кадров ЖЭКа сидел болезненно толстый лысый мужик и пил чай с сухариками. Увидев Соню, облаченную по причине дождя в блескучий рейвовский плащик, он спрятал стакан и сухарики в тумбочку и куртуазно спросил:
– Чем обязан?
Соня тоскливо посмотрела на засохший кактус на грязном сейфе, на пыльные окна и осеннюю хмарь за ними и деревянным голосом выдала:
– Я… работать у вас… хочу.
– Помилуйте, барышня, а кем же вы у нас работать хотите? – засуетился толстяк.
Соня потупилась:
– Дворником…
Потом было еще много охов и ахов, рассуждений, что это не работа для молодой и симпатичной и так далее, но в итоге Соню на работу взяли. Да и как не взять, дворников-то не хватает, причем катастрофически!