Страж её сердца

– Мы с Тибом пойдем в кофейню, – сказал он, – там, напротив, делают отличные пирожные. Ну или делали раньше, когда я жил в Роутоне.

Тиберик обернулся, его мордаха сияла.

«Пусть идет, должно же хоть кому-то быть радостно».

И они ушли, и снова Тиберик держал за руку приора. Может быть, так будет правильно? В самом деле, пусть хоть Тиб обретет счастье…

– Идемте, ниата, – снова напомнили о себе продавщицы.

И она подчинилась.

Через час Алька была готова взвыть и очень жалела о том, что у нее печать – иначе бы уже давно выпустила своего крагха, напугала бы девиц, но вырвалась на свободу.

Гора покупок росла. Помимо двух скромных, но очень дорогих платьев с белыми воротничками под горло, продавщицы отложили все необходимое белье – очень тонкое, с кружевной отстрочкой, теплую шаль от Мерлиссы Маль, чулки – теплые, тонкие и даже вульгарные, в сеточку. Алька пыталась воспротивиться, но ей было сказано, что мужчинам нравятся такие чулочки, особенно если это единственный предмет одежды, да и вообще, любая мыслящая здраво девушка мечтала бы оказаться на месте ниаты, так что нечего носом крутить.

Платья, как ни странно, пришлись почти впору, так что даже не требовали подгонки. А уж ботинки и туфли вообще сели идеально.

Алька устала. Она так не уставала, даже когда драила полы в доме. Перед глазами порхали яркие цветные лоскуты, и все многообразие нарядов смешалось в развеселую карусель. А ведь они еще не выбрали выходное платье. А может, и не нужно оно ей? Приор и без того кучу денег оставит в магазине. Зачем ей все это? Полы мыть? Или по окнам пауков гонять?

Ей принесли бархатное платье нежного фиалкового цвета. С очень смелым вырезом и пышными рукавами, расшитыми жемчугом. Было страшно даже подумать, сколько оно стоит, и Алька, обреченно вздыхая, нырнула в этот мягчайший бархат. Потом, когда расправили подол, ее подтащили к огромному зеркалу.

– Вам очень идет, – сказала продавщица, – посмотрите только, как дивно оттеняет цвет глаз.

«Угу, и печать Надзора», – подумала Алька.

Но в зеркало все же глянула – и обмерла.

Оно было идеальным, это платье. И Алька была в нем почти идеальной. Цвет фиалок, белый жемчуг – и серые глаза внезапно обрели небывалый фиолетовый оттенок, и кожа в вырезе словно светится. Ну а то, что волосы коротко острижены, только подчеркивает длинную хрупкую шею, и высокие скулы, и полукружья тонких бровей.

«Ты такая красавица, Алечка, – так говорила мама, – только выходи замуж по любви, за хорошего человека, чтобы быть счастливой».

Алька почувствовала, как по щекам потекли слезы. Она не хотела плакать, но почему-то все равно плакала. Еще год назад она мечтала о том, что выйдет замуж, что будет семья, любящий муж, дети… А потом стало ясно, что ничего этого не будет. Никогда.

– Очень красиво, – хрипло проговорила она. – Очень…

И закрыла глаза, чтобы не видеть печати, уродливым чернильным пятном залившей пол-лица.

– Что снова не так? – От сердитого голоса приора Алька подскочила на месте.

Один взгляд в зеркало – ну разумеется, стоит за спиной, заложил руки в карманы и смотрит недовольно. Правда, уже без прежней ненависти, она куда-то исчезла, растворилась. Но и не тепло. Смотрит, как на вещь.

– Все так… – прошептала, поспешно опуская глаза. – Но я не понимаю, зачем мне все это, ниат Эльдор. Правда не понимаю. Мне вполне хватило бы теплой рубашки и штанов. Зачем вам так тратиться?

– Я сам решу, на что мне тратиться, – жестко ответил он. – Вся эта одежда для того, чтобы ты достойно выглядела в моем доме. У меня в скором времени начнутся торжественные приемы, как приор Роутона я не могу пренебречь этой обязанностью. А Марго слишком стара и слаба, чтобы накрывать на стол и приносить блюда. Поденщиц я для этого приглашать не хочу, а Эжени на кухне должна управляться. Понятно? Не молчи, посмотри на меня.

– Понятно, – выдавила Алька и глянула на него в зеркало.

– Прекращай лить слезы. Слезами делу не поможешь.

И он отвернулся, отошел в сторону, напряженно о чем-то размышляя.

– А чем? Чем поможешь? – все-таки спросила она. – Иногда я думаю, что для меня лучший выход – шагнуть в Пелену.

Молчание.

Внезапно приор стремительно шагнул к ней, так что Алька сжалась, думала, ударит. Но нет.

– Шею.

– Что?

– Шею мне свою дай, я неясно выражаюсь?

Она покорно подставила шею и закрыла глаза. Судорожно втянула воздух, не понимая, что сейчас последует, и снова ощутила знакомую гамму запахов – горький шоколад, дерево, книги… И добавилась легкая кофейная нотка. Они с Тибом были в кофейне, как могла забыть?

– Иногда, – глухо сказал приор, возясь с замочком ошейника, – иногда жизнь поворачивается совершенно неожиданной стороной, и то, что тебе сейчас кажется непоправимым, через год будет вспоминаться с улыбкой и легким сожалением. Поверь, печать Надзора не самое страшное, что может произойти.

Он ослабил ошейник, просунул между ремешком и шеей палец.

– Так лучше?

– Да, – она сглотнула, – да, лучше…

– Надо было сразу сказать, что жмет. Возьмешь у Марго мазь, помажешь… Тебе подобрали всю одежду?

– Да, ниат Эльдор, – прошептала Алька, не зная, куда деваться.