Страж её сердца

Крагхи его дернули копаться в архивах, думал Мариус, вертясь на шелковых простынях. Мягкая магия арвейгерского десятилетней выдержки закончилась, и теперь, окончательно протрезвев, Мариус с тоской думал о том, куда и зачем лезет Фредерик. Зачем – понятно, интересно. А вот куда… В Надзоре на подобные вещи смотрят строго и просто: шаг в сторону от утвержденного догмата – ересь, подлежащая немедленному уничтожению. И все годы, пока из него готовили стража, наставники день за днем твердили: война всколыхнула нижние слои астрала, проклятие двуликости именно оттуда, как и Пелена, как и крагхи вместе с их ужасающим роем. А Фредерик вон откопал, что все двуликие – потомки тех, кто, возможно, остался за Пеленой. Попроси, Мариус, показать Око Порядка, хм…

Понимая, что заснуть так и не удастся, Мариус сел на постели, потер виски. Фредерик говорил, что будет всю ночь работать, читать копию дневника. Надо бы его навестить, а заодно и посмотреть, что он там нашел.

В спальне было темно, лишь в углу, на подставке, мягко золотились лайтеры в стеклянной колбе. Окно выходило во двор, и о раму легонько царапались ветви деревьев. Если не присматриваться, то кажется, будто кто-то прячется в плетении теней… Мариус выдохнул. Какой вздор. В Эрифрее – Око Порядка, а число двуликих практически сведено к нулю.

Он нащупал на спинке кресла халат, ногами нашел мягкие домашние туфли и поднялся. Сна ни в одном глазу. И легкое разочарование, досада в душе: думал, что в компании Фредерика забудет о своих домашних сложностях, а друг подбросил ему такое, что даже думать об этом опасно.

Он дернул на себя дверь и вышел в коридор.

Дом был немаленьким, и это красноречиво говорило о богатстве предков Фредерика, сколько золота нужно отсыпать за такой большой участок почти в центре Эрифреи. Спальня и кабинет архивариуса располагались в другом крыле, и Мариус пошел туда. Он ступал неслышно, ноги утопали в мягких ковровых дорожках, вдоль стен тускло светились фигурные колбы с лайтерами. И именитые предки таращились с портретов, провожая гостя недовольными взглядами.

В доме царила ватная тишина, и Мариус досадливо поморщился: спать бы да спать. Но нет, мысли крутятся в голове, вспоминаешь то о двуликой, оставшейся в доме, то о мальчике, которого предыдущий приор Роутона оставил без средств к существованию, но больше всего думаешь о странных открытиях Фредерика. Крагхи его дернули все это читать. И ведь что самое противное, понимаешь, что это может оказаться правдой, а то, что внушали наставники, – ширмой, прикрывающей нечто очень важное, то, о чем не хочет говорить Магистр. От этой мысли под ложечкой противно скребся страх сродни тому, что бывает у человека, стоящего на самом краю обрыва. Одно неверное движение – и ты летишь в бездну.

До кабинета Фредерика оставалось совсем чуть-чуть, когда Мариус услышал звук разбивающегося стекла. И следом крик, тут же оборвавшийся.

– Фредерик! – воскликнул Мариус.

Ну знал же, знал, что добром все это не кончится. Чувствовал…

Один удар сердца на то, чтобы сбросить на пол халат.

Еще один – на то, чтобы одним прыжком достичь двери, ведущей в кабинет.

Он не боялся. Даже без оружия страж Надзора способен в одиночку размолоть в фарш с десяток особей роя, а крагхов и того больше. Умения, вколачиваемые годами, брали свое, и тело работало быстрее мыслей.

Дернул на себя дверь, нырнул в кувырок, но уже вскакивая на ноги, разрезая пространство комнаты зеленоватыми лезвиями собственной магии, понял, что опоздал. Только крылатая тень мелькнула в распахнутом настежь окне. Мелькнула – и пропала в ночи. Остался цветастый ковер на полу, на котором стремительно ширилось темное пятно. И в нос ударил тошнотворный запах крови и внутренностей.

– Фредерик!

Он и сам не понял, как оказался на коленях рядом с другом. Фредерик лежал навзничь, глаза закатились, зажимал руками живот. Мариус с трудом развел сведенные судорогой, окровавленные пальцы – и понял, что все. Никто не успеет помочь. Да и не смог бы никто.

Тварь, забравшаяся в дом архивариуса, выпотрошила его, как свинью в мясницкой лавке. Ошметки плоти мешались с ошметками шелковой пижамы. Фредерик еще дышал, хрипло, быстро, как будто ему не хватало воздуха, голова запрокинута, и лицо даже не белое, серое, губы посинели.

– Фредерик, – выдохнул Мариус, – как же так…

В самом деле, как же так? И откуда взяться твари в самом сердце земель Порядка? Двуликий? Но почему его понесло именно сюда? Случайность или нет?

Он стоял на четвереньках над умирающим другом, горло сжималось в спазме. От беспомощности хотелось выть и биться головой о стену, а потом выйти и убить кого-нибудь, разнести к крагхам квартал, выковыривая из всех щелей двуликих, полосуя их на ремни. Мариус подсунул руку под затылок Фредерику, приподнял его голову, хотя все зря, ничем уже не помочь. И не с его слабенькой целительской магией. Пульс просто зашкаливал, дыхание застревало в груди.

– Фредерик.

Бледные веки дрогнули, и внезапно друг открыл глаза, уставился на Мариуса мутным от боли взглядом.

– Мариус… – Тяжелый, судорожный вздох. – Око… нет… его…