Страж её сердца

А потом началось. Вернее, у девки началась нервная горячка. Она металась в бреду и жару, вопила во всю силу легких, умоляла вернуть ей руки и звала мать. Мариус был готов бежать из дома куда угодно, лишь бы все это не слышать. И он бежал – то в роутонское отделение Надзора, пропесочивать подчиненных, то вечером – в сад, собирать упавшие яблоки в большие корзины, что были так похожи на растрепанные вороньи гнезда. Потом ему стал помогать Тиберик, при этом постоянно заглядывал в глаза и спрашивал: ведь Алечку не заберет Пастырь, нет?

Мариус уже и не знал, что отвечать. Иногда ему казалось, что, если тот самый Пастырь ее все же приберет, оно и лучше будет. Для всех лучше.

Всего один раз он заглянул в комнату, где лежала двуликая. Как выяснилось, Марго ее остригла под мальчика, умудрилась переодеть в старую сорочку и, наверное, даже помыла. По крайней мере, в комнате не воняло старым тряпьем, а пахло уксусом, шалфеем и ромашкой. Мариус посмотрел на печать Надзора на щеке двуликой, побагровевшую, как будто набрякшую кровью. Вторая суть, суть крагха, рвалась наружу, и это было видно – под бледной кожей что-то ходило синими волнами, как будто ряды блестящих ультрамариновых перышек. А он снова вспомнил, как сидел, маленький, под столом, а совсем близко, где-то над головой, что-то хрустело и страшно чавкало, и крупные бордовые капли плюхались на пол… Вспомнил – и непроизвольно вытер руки о штаны, потому что память о прикосновениях все еще жила в пальцах.

Наконец все опротивело настолько, что Мариус, раздав указания подчиненным, провернул рычажок портального артефакта и через несколько мгновений вывалился на центральной площади Эрифреи, благословенной Пастырем и Надзором столицы земель Порядка.

Вздохнул с облегчением. Наконец-то никто не орал, не требовал обратно отрубленные руки. И никаких осуждающих взглядов старой няньки. Свобода, побери ее крагх.

Вечерняя Эрифрея была прекрасной и манящей, как первая ночь с желанной женщиной. В нежных сиреневых сумерках белизной сверкали пики храмов, золотилась в свете фонарей Королевская опера, деловито сновали роскошные экипажи, и из них на парадный подъезд сходили роскошные женщины в светлых платьях, похожие на воздушные пирожные, и строгие мужчины в дорогих костюмах. За высокой ажурной оградой зеленели малахитовой отделкой стены королевского дворца. А на бульваре, уходящем от главной площади Эрифреи, влажно шелестела опадающая с платанов листва, прогуливались горожане, и вдоль мостовой выстроились богатые каменные дома с роскошной лепниной, в окружении тщательно возделанных клумб.

Эрифрея – отличное место, чтобы забыться.

Пелена далеко, на периферии. Здесь Око Порядка сильнее всего, а значит, вероятность появления роя почти нулевая. Прекрасные выдержанные вина, хорошенькие, еще не утратившие свежести, доступные женщины. Именно за этим приехал сюда страж Мариус Эльдор. Забыться и забыть Ровену.

– Забвение – не лучший выход, – сказал тогда Магистр, – но если хочешь, можешь несколько лет пожить в столице. Хотя пользы от тебя на границе куда больше. Редко когда удается получить настолько одаренного стража.

Мариус тогда промолчал. Да и ни за что не признался бы магистру, что именно измены Ровены так его подкосили. Пока он разъезжал в дозоре – как и полагалось стражу Святого Надзора, – его жена предавалась преступной страсти с сыном роутонского мануфактурщика. А когда Мариус, вернувшись пораньше, застукал парочку, выкрикнула в лицо – мол, этот мужчина хотя бы смог меня обеспечить. А ты – нет. Да и вообще, надоело жить в этом сарае.

…А еще Мариус не сказал Магистру о том, что никогда не просил делать его стражем, не просил уродовать саму его сущность ради того, чтобы влить в кровь магию. Поскольку магические войны унесли то, что порождает энергетические потоки, оставался только один способ сделать из человека мага: накачать его вытяжкой из Пелены. Так себе удовольствие.

Неторопливо шагая по бульвару и отдаваясь приятной горечи воспоминаний, Мариус добрался до угла, образованного улицами Святого Петерсона и Первого Пояса. Кивнул хорошо знакомой старой липе, что печально роняла крупные, с ладонь, листья, и так же неторопливо двинулся дальше. До хорошо знакомого дома оставалось совсем немного; взгляду уже открывалась в густых сумерках облицованная красным гранитом колонна, влажный блик на ней от лайтеров в ажурной корзинке.

Потом Мариус поднялся по ступеням и решительно подергал шнур звонка. Некоторое время ничего не происходило, затем высокие, украшенные деревянными завитками двери распахнулись.

– Ниат Эльдор… – Дворецкий здесь был отлично вышколен, а потому ничем не выдал удивления. – Ниат Фредерик у себя. Сейчас доложу. Проходите.

Мариус шагнул через порог и оказался в привычной и приятной обстановке. Коричневый паркет под ногами, на стенах шелковые обои с золотым тиснением, портреты многочисленной родни Фредерика. Он прошелся туда-сюда, с удовольствием слушая легкий скрип дерева под ногами. В этом доме всегда было чисто, уютно и приятно. Сюда вообще приятно было заходить в гости.