Мариус вздохнул. Ощущение было такое, словно провалился в топь по пояс, а дна под ногами нет. Темная, вязкая бездна. Перевел взгляд на застывшее лицо Магистра.
– Мы выпили, – каждое слово застревало в горле, – потом Фредерик жаловался, что какая-то певичка, похоже, беременна от него. Жениться на ней, как вы понимаете, ему не хотелось.
– Когда я слышу подобное, то скорблю о Надзоре, – сухо произнес Магистр, – братья позорят Святой орден.
Взгляд снова упал на книгу под листом пергамента.
И Мариусу изрядных усилий стоило продолжать спокойно сидеть в кресле и преданно смотреть на Магистра. Разум отказывался принимать происходящее. Это невозможно, чтобы Магистр приказал убить Фредерика…
Но чем еще может быть измазана книга, если не кровью?
Обычно ведь старые книги хранятся очень бережно.
А тот крагх, или двуликий, он наверняка что-то взял из кабинета Фредерика. А бедный Фредерик говорил, что будет читать всю ночь копию дневника Максимуса…
– Я узнал, что прежний приор Надзора нагрел руки на одном деле, лишив наследника имущества, – невпопад сказал Мариус, только потому что было необходимо что-то сказать. В груди все трепетало, и он уже заставлял себя не смотреть на книгу, а смотреть на Магистра. Как же так? Он привык безоговорочно доверять тому, кто был ему как отец. Выходит, не все так гладко? Выходит, Фредерик и правда сунулся туда, куда не должен был?
– Сейчас ты приор, – тяжело сказал Магистр, – твоя задача – восстановить репутацию Надзора. Я специально послал тебя, потому что ты мне как сын и твоя честность вне подозрений.
– Спасибо, Магистр. Я постараюсь оправдать ваше доверие.
– Иди. Возвращайся в Роутон.
Мариус поднялся и с удивлением понял, что пальцы дрожат. Он стиснул кулаки и двинулся к выходу, но уже на пороге, вспомнив, обернулся:
– Магистр… Я так долго служу Святому Надзору. Я ни разу не позволил себе усомниться в преданности делу. Но еще ни разу не видел Ока Порядка. Могу ли я увидеть то, что свято для всех нас? То, что удерживает от живых земель порождения нижнего астрала?
Магистр растянул губы в добродушной улыбке.
– Мариус, но я не могу тебе показать Око. При всем желании. Ты же знаешь, насколько тонка настройка этого мощного артефакта. Неловкое вмешательство, влияние твоей собственной магии – и Пелена рухнет. Чудовища хлынут на наши земли.
Лучше бы ударил. Или убил.
– Понимаю, – с трудом проговорил Мариус. – Простите, Магистр. Верно, я хочу слишком многого, когда моя задача – хранить людей от порождений хаоса.
Ничего не видя перед собой, Мариус вышел из кабинета Магистра и, только плотно прикрыв за собой дверь, рванул ворот сорочки. Пуговицы звонко застучали по полу. Появилось желание пойти и напиться, надраться до состояния бревна. А еще ощущение, что весь мир затрещал по швам и готов обрушиться в пропасть, в тот самый нижний астрал.
Нет, по-прежнему слова Фредерика казались бредом и ересью. По-прежнему Магистр вроде как был прав и его слова не выходили за пределы принятого Надзором догмата. Но…
Око Порядка Магистр не хотел показывать. Если бы хотел, придумал бы способ, например просто заглянуть с порога, не подходя близко. Или перед этим выпить нейтрализующий состав, его бы хватило на час, чтобы никакая магия не повлияла на артефакт.
И Фредерик убит.
И эта странная книга на столе у Магистра.
Стало тошно, теперь уже действительно тошно.
Мариус оттолкнулся от стены, о которую опирался рукой, и заспешил вперед по коридору. Изредка ему встречались молодые стражи, подобострастно кланялись. По Надзору упорно ходили слухи, что именно Мариус будет следующим Магистром. А сколько лет этому? Неизвестно. Но старым он точно не выглядит.
Наверное, наилучшим решением будет сейчас вернуться домой, в Роутон. Там сонная тишина, яблони, Марго и Робин – и никаких странных и страшных мыслей, что, быть может, все не так, как об этом говорят.
Он поморщился. Ну да, Марго и Робин. А еще Тиберик. И эта девка. Интересно, не умерла ли она? И ведь скоро придется устраивать торжественный прием, приглашать нужных и важных людей Роутона. А в доме раздрай, пыль, паутина…
А еще нужно бы остаться на похороны Фредерика, но не хочется. Хочется, чтобы друг остался в памяти этаким легкомысленным весельчаком, романтиком и любителем поволочиться за каждой сколь-нибудь симпатичной мордашкой.
И что делать со всем этим, Мариус не знал.
Он вышел во внутренний двор Надзора, вдохнул полной грудью. Возможно, он побудет в Роутоне, успокоится и примет какое-то решение. Над головой шелестели листья, уже тронутые желтизной, и на сердце сделалось так тоскливо, что хоть волком вой. Думать о том, что все, чему учили в Надзоре, – ложь, не хотелось. Хотелось отмотать назад время и никогда не приезжать к Фредерику, не слушать его звонкий голос, эти рассказы о несоответствии догмата и содержимого пыльных архивов. Просто. Ничего. Не знать.