Страшно только в первый раз

Петр чувствовал, что данный вопрос – один из ключевых, ответив на него, он поймет если не все, то многое из того, что творится сегодня с утра в «Макарьево». Но как подступиться к следствию, с чего начать – вопрос не менее важный. Пока не вытанцовывалась ни одна из версий.

Что касается Цитруса, то он, как утверждает Энтони, всю ночь бродил по каким-то делам, ему якобы не спалось. Выпил бы снотворное – уснул бы как убитый. Значит, не пил!

Петр знал, что Барда поселили в одноместном номере, но что на столике окажется бутылка армянского пятизвездочного коньяка и распечатанная шоколадка, никак не ожидал.

– Вывод, с которым я хотел бы тебя, прежде всего, познакомить, – начал без обиняков Макс, едва первая стопка опалила Петру гортань. – Это то, что нас всех опоили. Кто-то подсыпал снотворное в наше пойло. Мы вырубились, как в лучших романах Агаты Кристи.

– Ты имеешь в виду «Восточный экспресс» и «Смерть на Ниле»? – без труда подхватил идею Петр, разжевывая плитку шоколада. – Добавлю, что подсыпали не только в спиртное, но и в морс. Это уже не секрет. Давай ближе к делу, точнее к телам, которые ты только что осмотрел. Что ты по ним скажешь? Прежде всего – причина и время смерти.

Судя по снисходительной усмешке, скользнувшей по лицу Макса, факт подмешивания снотворного в спиртное и морс представлял для него куда больший интерес, нежели выполнение прямых обязанностей.

«Ничего-ничего, – усмехнувшись в ответ, подумал Петр. – Я бы тоже предпочел сейчас видеть перед собой не эту самодовольную ухмылку, а живого Булата Шалвовича и слушать его песни. Но я слушаю тебя, этакого павлина в дешевых перьях».

– У Ревенчук, скорее всего, анафилактический шок. Смерть наступила с двух до трех ночи, точнее не скажу. Дали что-то понюхать или выпить. Если бы вовремя оказать помощь, можно было спасти, уверен. Никаких следов борьбы, кстати…

– А пионерские значки на сосках?

– Еще раз повторяю: никакой борьбы, – уточнил Лунегов, доставая из полиэтиленового пакета, который Петр не сразу у него заметил, пакетики с окровавленными значками и с красным галстуком.

Взглянув на пионерскую атрибутику, Петр насторожился:

– Может, не стоило до прибытия криминалистов?

– Зачем им оставлять это? Чтобы потом весь город трепался о том, что медики извращаются как могут? Не удивляйся, – все с той же усмешкой на губах произнес патологоанатом. – Но галстук пионерский повязан еще при жизни. Завязывать галстук на трупе неудобно, он бы неизбежно помялся, а этот, как видишь, цел.

– Ты хочешь сказать, что галстук Инга повязала себе сама?

– Или сама, или кто-то ей повязал, – рассуждал Макс, наслаждаясь произведенным эффектом и наполняя стопки коньяком по второму разу. – Может, незадолго до убийства ее приняли в пионеры, такого ты не допускаешь? В любом случае тело находилось в это время в вертикальном положении. Уже потом его уложили.

Внутри Петра закипала нешуточная злость на Лунегова. Тот излагал информацию как бы шутя, словно для него это была не зверски убитая коллега, а очередной случай из практики. А ведь еще совсем недавно у них с Ингой был роман!

– Может, и значки к соскам ей прицепили при жизни? – уточнил он, сцепив зубы. – Все же прием в пионеры, как ты говоришь…

– Нет, думаю, такого удовольствия она при жизни никому бы не доставила. Это – посмертная процедура. Причем – сразу же, как умерла, кровь еще не успела свернуться, вытекла на ареолы. Убийца орудовал в спешке, мог чего-то и забыть на месте преступления.

Петр схватил стопку и опрокинул в рот. Внутри все кипело. Он вспоминал свой роман с Ингой, никогда она не заикалась про пионерию. Ни разу он не замечал за ней тягу к советскому прошлому. Это и немудрено: она не могла ничего помнить. Родившись в середине восьмидесятых, Ревенчук видела пионеров только в кино и по телевизору. В Интернете, наконец.

Лунегов также выпил вторую, закусил шоколадкой и, пройдясь по комнате, уселся напротив Петра.

– Ты случайно очков на ней не заметил?

– Нет, с чего бы? – ответил он быстрее, чем требовалось. От Макса не укрылась поспешность ответа, поскольку он в эту секунду внимательно наблюдал за собеседником.

– С того, что на переносице и висках трупа я обнаружил характерные для ношения очков следы. И сдается мне, очки там были.

«А ты – профессионал, черт тебя подери! – подумал Петр, чувствуя, что краснеет. – Что это за допрос? Из сыщика я превратился в допрашиваемого? Этому не бывать!»

– Ты прав, очки были… Это очки Пресницкой, я их вернул Олесе.

– И она их спокойно надела? После трупа?

– А что ей было еще делать, если линзами она не пользуется, а без очков дальше своей руки ни фига не видит?

– Зачем убийце понадобилось очки Пресницкой надевать на труп Инги? Какая цель? – начал рассуждать вслух Макс, поднявшись из-за стола и направляясь к двери. – Или, может, убийца – Пресницкая? А очки – самая очевидная улика, указывающая на нее!