Страшно только в первый раз

Когда Элла проснется, тогда он и выяснит, каким образом подаренная ей книга оказалась в руках жертвы. Ему, конечно, не терпелось все узнать здесь и сейчас, но он не поддался искушению.

Потом следовало сообщить трагическую новость Хозяйке турбазы.

Когда удалось, наконец, до нее достучаться и объяснить, что произошло ночью, Антонина Ильинична продемонстрировала редкое хладнокровие, не дрогнув ни одним мускулом на лице. Доктор ожидал глубокий обморок, уже планировал, в какой последовательности будет оказывать первую помощь. Но женщина невозмутимо отрапортовала, что в этом случае требовала от нее инструкция: немедленно сообщить в полицию и сделать все, чтобы обеспечить безопасность остальных обитателей турбазы. Главное – до прибытия опергруппы в комнатах убитых ни к чему не прикасаться.

– Смутно помню вчерашнее, уснула быстро, – сбивчиво рассказывала Олеся, то и дело прихлебывая седативный чай, который ей заботливо заварила Антонина Ильинична. – Можно сказать, вырубилась. Наверное, позволила себе лишнее. Помню, Инга не очень хотела спать. То приходила, то уходила куда-то.

– Вчера что-то было подмешано в алкоголь или в морс, – поделился догадкой Петр. – Вот все и вырубились раньше обычного.

– Может быть. Но кому это надо?

Фролов пожал плечами:

– Наверное, тому, кто совершил эти убийства. Чтобы лишние люди не путались под ногами. Свидетелей чтобы не было!

– Да-да, конечно, – закивала Олеся. – Я сейчас плохо соображаю, только проснулась, а тут такое…

Петр вспомнил стихотворение, на котором была раскрыта книжка Буйкевича, и осторожно поинтересовался:

– Скажи, у Инги была какая-то аллергия? Может, она что-то не переносила? Мы подозреваем, что причина смерти – анафилактический шок.

– Да-да, что-то такое было, причем очень сильное, – пытаясь вспомнить, Олеся даже забарабанила пальцами по столику. – Кажется, на цветение фиалок… и еще на что-то, сейчас не вспомню.

Петр сделал пометку в блокноте. В голове крутанулись шестеренки, и мысли, до этого мельтешащие вразнобой, выстроились в ряд.

Первое: убийца знал про аллергию Инги, сделал убийственный 100 %-ный раствор и на вдохе брызнул ей в нос. Это все равно что боевое отравляющее вещество дать понюхать. О чем это говорит? О том, что преступление планировалось заранее. Никакой спонтанности. Никаких экспромтов.

Второе: как здорово подошло стихотворение к убийству! Будто писалось специально для этого события. Вопрос: знал ли Буйкевич об аллергии Инги или случайно написал текст, от фонаря?

Если все именно так и обстоит, то каков мотив у Буйкевича убивать Ингу? И, если он все же найдется, зачем оставлять стихотворную подсказку из своего же сборника? Смотрите, дескать, как все складно у меня получилось – и на практике, и в стихах.

Однако Буйкевич пока спит и не знает, какая беда разразилась на турбазе. Может, это и к лучшему. Петр сам стучал в их с Монро комнату, заспанная Анжела выглянула на минутку, шепотом попросила не будить Стаса. В открывшемся проеме Фролов разглядел торс спящего поперек кровати Ковбоя и решил не нарушать утренней идиллии влюбленных.

А что, собственно, мешало самой Олесе совершить эту гнусность?

Петр отвел глаза в сторону, чтобы не выдать посетившую его мысль. Олеся вчера приобрела у Стаса сборник стихов, нашла подходящий по смыслу текст, решила использовать его, так как натура она романтичная. Для большей загадочности оставила на носу жертвы очки.

Правда, в эту версию не вписываются смерть Цитруса и винтик от очков, потерянный в его комнате… И мотива вроде нет. Но как-то уж чересчур спокойно Олеся восприняла известие о том, что ее очки оказались на носу покойницы. Петр возвратил их ей минут пятнадцать назад. Надела без разговоров, словно и не расслышала его слов.

Кто еще, кроме Пресницкой, мог знать об аллергии? Они – подруги, и этим объясняется многое. В частности, тот факт, что Олеся даже вспомнила вчера, как Инга говорила ей про Петра, про их давнишний роман.

– Вчера ты еще упоминала, глядя, как Элла разговаривает с Максом Лунеговым, – решил сменить тему Петр, – что мы с тобой вроде как друзья по несчастью. Что ты имела в виду?

– Не произноси, пожалуйста, при мне эту противную фамилию, – Олеся сморщилась, словно ее рот был набит лимонными дольками. – Это не имеет никакого отношения к убийству. Хотя… все равно ведь узнаешь. Лучше уж от меня. Как раз накануне поездки сюда мы с Максом откровенно поговорили, он объяснил, как мог. Я поняла, что любовь прошла, завяли помидоры.

– У вас что-то было? – как можно тактичней и мягче уточнил Петр, видя, как нелегко дается женщине такое признание.

– Помнишь, в институте у нас была такая песенка: «От сессии до сессии живут студенты весело»?

– «…а сессия всего два раза в год», – закончил Петр припев известного шлягера студенческих времен.

– Вот именно, – закивала Пресницкая, оживившись. – А у нас с Максом получилось – от праздника до праздника. Ты, наверное, заметил, что я прихрамываю… Остаточные явления после перелома голени, укорочение конечности небольшое получилось. Я сломала ногу год назад накануне того праздника, прошлогоднего.