Читаем Страшно ли мне? полностью

Ретируюсь, проклиная все на свете. Покажу им, где раки зимуют! Это, конечно, Милош подстроил. Отомстить хотел за то, что я отправил Злату работать в госпиталь. Он никак не хотел понять, что я за нее отвечаю, а она и сорока килограммов тогда не весила, лицо бледно-серое с зеленцой, на марше все время отставала. Ее уже ноги не держали, вот и сажал ее на своего коня. Если бы Милош любил ее по-настоящему, он бы это заметил. Как это ему удается, что бабы его всегда обхаживают. Еще дома так было. Сначала мама и сестры, потом школьная учительница, она за него была готова в огонь и в воду, а уж о том, что здесь, в лесу, и не говорю. Партизанки к нему слетались, как пчелы на мед. А Злата? Она ведь долго тосковала по Тоне, которого немцы забрали сразу после оккупации Штирии и расстреляли на школьном дворе. А Милош? Разве у него есть сердце? В госпитале Злата будет хотя бы регулярно питаться и отдохнет хотя бы телом. Вот только горе ее никуда не денется.

Прислоняюсь спиной к развалинам давно сгоревшего дома. Как же мы измучены душевно. Я, она, они, все мы. Опять надо взять себя в руки. Внутри пустота, я так опустошен и изможден. Кажется, здесь не я, а моя тень. Где то время, когда я думал, что жизнь слишком коротка… Слишком коротка, для всего, что хочется успеть. А теперь? Она замерла. Она ждет, просто ждет. Как звезды на небе, как свежие могилы.

Она подошла ко мне.

«Значит, это ты наш новый командир», — говорит. У нее красивый голос. Нежный, совсем не комиссарский. Вслушиваюсь.

«Плохо дело. Нас сильно потрепало. Первый раз так сильно. Тридцать погибших. Пятьдесят ранено, в отряде много новобранцев. А оружие есть не у всех. Не знаю, как быть со слабыми и больными? Они не могут идти в наступление».

Она присела, и я рядом. Что тут скажешь? Что все будет в порядке? Фраза, которую не могу больше слышать. Слова, которым я больше не верю. Слова, которые я не могу произнести. Пообещать ей чудо? Пообещать ей? Черт, что я могу ей пообещать! Одиночество? Молчу и беру ее за руку. Холодает.

«Поспи, я подежурю».

Смотрю на нее. Поймем ли мы друг друга?

*

Нас было больше пятисот. Вернувшихся из Любляны, с приветами из Боснии, Македонии, Сербии, Хорватии, Черногории. Черногорец Божо счастлив. Я уже и забыла, как он среди нас оказался. А спрашивать еще раз как-то неудобно. Вижу, как он, счастливый, обнимает своих. Мы как дети на Святого Николая! «Смотри, вон мой одноклассник. Нас вместе выгнали из школы за то, что мы нашили на пальто красные звезды. Теперь он в одной бригаде с моей сестрой. Она тифом переболела, а сейчас учительница в дивизионной партшколе».

Слезы счастья и облегчения, слезы страдания. Когда же все это закончится? И что потом? Партшкола? Жизнь? Матерь божья.

Мы слушаем делегатов с разных концов страны, слушаем рассказы о победах, потерях, сожженных деревнях, взорванных мостах. Истории о зверствах, о геройстве, о погибших, о людях, скрывающихся с детьми и ранеными по пещерам высоко в горах. Рассказы об обещанной помощи союзников и миллионах погибших русских. Но сейчас Красная Армия уже в Польше, а американцы во Франции. Франция. Учительница французского. Увижу ли я когда-нибудь Париж? Миллионы евреев. Слушаю. Море. Поеду на море.

В кино я была всего раз, перед войной. Тайком. Дома признаться побоялась. Отец наверняка опять читал бы мне нотацию о моей лени. Кино. Белая сирень. Было чудесно. Так бы сидела там и смотрела. Даже на пустой экран. И сейчас мне опять кажется, что я смотрю фильм. Какой? Чей? Кто режиссер? И какой будет финал? И когда? Смотрю на нас, сидящих под деревьями где-то далеко от населенных мест, оборванных, голодных, очерствевших. С отметиной войны на всю жизнь. Никто понятия не имеет, что будет, и почти каждый озабочен судьбой своих родных. Месяцы и месяцы неизвестности. Ведем счет друзьям, оставшимся в живых, цепляемся друг за друга, как сумасшедшие, рады любой крошечной хорошей новости, которая к тому же, так или иначе, устаревает. Но в нашем воображении она свежая и правдивая.

Вижу, как он зачарованно слушает. И кивает. О чем он сейчас думает? О Боснии молчит. Слова не вытянешь. Вообще ничего. И те, кто с ним был, тоже молчат о своем долгом пути. Что же там произошло? Но он хороший командир. Действительно хороший. Только иногда бывает безрассудно храбрым.

«Знаешь, мне нечего терять, — сказал он мне как-то после боя. — Лучше я потеряю еще и себя, чем опять буду кому-то подчиняться».

Он хоть раз в жизни кому-то подчинялся? Стараюсь слушать. Но получается плохо. Вдруг перед глазами появляются лица моих учителей из гимназии. Постепенно восстанавливаю в памяти их рассказы и начинаю понимать то, что они пытались нам сказать. Мы тогда часто чувствовали себя отверженными, потому что со всей Словении к нам ссылали политически неблагонадежных учителей. Благодаря им некоторые из нас познакомились с запрещенной левой литературой. Нет, не некоторые. Многие. Сейчас, здесь в лесу я понимаю, что эта наша гимназическая история была счастьем. Счастьем? Счастливой случайностью? Не случайностью.

Перейти на страницу:

Все книги серии Словенский глагол

Легко
Легко

«Легко» — роман-диптих, раскрывающий истории двух абсолютно непохожих молодых особ, которых объединяет лишь имя (взятое из словенской литературной классики) и неумение, или нежелание, приспосабливаться, они не похожи на окружающих, а потому не могут быть приняты обществом; в обеих частях романа сложные обстоятельства приводят к кровавым последствиям. Триллер обыденности, вскрывающий опасности, подстерегающие любого, даже самого благополучного члена современного европейского общества, сопровождается болтовней в чате. Вездесущность и цинизм анонимного мира массмедиа проникает повсюду. Это роман о чудовищах внутри нас и среди нас, оставляющих свои страшные следы как в истории в виде могильных ям для массовых расстрелов, так и в школьных сочинениях, чей слог заострен наркотиками. Автор обращается к вопросам многокультурности.Литературно-художественное издание 16+

Андрей Скубиц , Андрей Э. Скубиц , Таммара Уэббер

Современные любовные романы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги