Страшно ли мне?

«Франц где-то на румынской границе, Йоже в Приморье. Представь себе, малыш Лойзек стал переводчиком. Он все время болел, потом какой-то пленный итальянский офицер выучил его итальянскому и английскому. И теперь он переводит. Он так счастлив. Станко и Драго в бригаде «Матия Губец»[7], а маленький Цирил… Ты же его видела. Твой командир привез его к нам. Мальчик не хотел здесь оставаться, но в госпитале его убедили, что без такого смелого парня им не обойтись. Тебя причесать?»

Как это бывало раньше. Мама заплетает мне косу. Как мне не хватало этих рук. Еще чуть-чуть.

«С отцом плохо, — шепчет мама. — Ничего не рассказывает. По ночам мечется во сне. Что-то бормочет. Не представляю, что он пережил».

«Мне нужно назад в бригаду».

Мама меня обнимает и сует в руку яблоко.

«Со мной Милан. Он меня ждет».

Еще одно яблоко для Милана.

Едем назад в бригаду. Теперь мой конь пускается галопом, в два раза быстрее, чем утром. Во всяком случае, мне так кажется, Когда мы вернемся, сразу пойду и обниму командира.

«Спасибо».

Я, правда, его люблю.

*

Времени у нас совсем не осталось. Сегодня нас застали врасплох. Да так, что мы все ненадолго растерялись. Все, включая меня. Надо быстро, чертовски быстро, принять решение и дать им отпор, прежде чем они вновь начнут атаковать. На базе третьего батальона сформируем ударную группу из восьмидесяти человек и тринадцати пулеметчиков. Больных, истощенных, пожилых и новобранцев решено переправить вместе с остальными и штабными подразделениями на правый берег Крки. Там безопаснее. Получится?

Но дело в том, что никто из больных, истощенных, пожилых и новобранцев не хочет оставлять батальон.

«Это временно», — объясняю им.

Откуда в них это? Эта их нравственность для нас обуза. Сейчас. Я действительно должен показать им, что я начальник? Она сказала мне, что поможет. Отправилась к командиру пятнадцатой бригады. Пусть их ударный батальон защищает наши тылы во время наступления.

Я просчитался? Посылаю их на смерть?

Мы выпили с Видом, командиром бригады, прикрывавшей нам тыл. Откуда у него спиртное, не спрашиваю. Вид зевнул и вытянул ноги. С удовольствием потягивает из фляжки.

«И как тебе только этот чертов план в голову пришел?»

«Понятия не имею. Телепатически — от бога или от Тито».

«Идиоты», — произносит она, присаживаясь к нам под дерево.

«Двое погибших, трое раненых. Могло быть хуже. Все остальные уснули. Давно так крепко не спали».

Вид тоже храпит. А мы с ней? Сегодня ночь, когда можно строить планы на будущее. Ночь, когда мы осмеливаемся мечтать о счастливых днях. И?

«Спокойной ночи».

*

«Там, в сундуке у меня есть чистые простыни и полотенца, — говорит хозяйка хутора. — Принеси».

Открываю крышку. Запах чистоты и свежести. Запах нового.

«Приданое моей дочери».

«Не жалко? Такие красивые вещи».

«Дочь угнали немцы. Каждый день жду о ней вестей. И ничего. Никто ничего не знает. Пошла тут к нашему священнику. А он с немцами в хороших отношениях, думала, поможет. Он только наорал на меня. Как будто в церковь сам сатана вошел, а не я. Бери. Правда. Моя Ленка только бы порадовалась, если бы знала, что не зря она все это собирала. Шила ночи напролет. Счастлива была. Парень ее успел вовремя уйти в лес. Не знаю, что с ним».

Анчка, бледная, до синевы, вытирала потный лоб невесте своего брата. Слезы. Мара ладонью зажимала девушке рот, чтобы та не кричала. Из-за соседей.

«Если тебе легче, закуси ладонь зубами. Тужься. Сильнее. Еще раз. Еще. Дыши! Глубоко и часто. Тужься!»

Мара действует решительно, можно подумать, она всю жизнь только и делала, что принимала младенцев.

«Еще разок! Давай! Еще чуть-чуть».

Глаза у девушки закатываются. Лицо посинело. Она без сил. Шепчет. Что-то, похожее на «мама». Несу новые простыни и полотенца, подбрасываю в печь поленья, приношу кастрюли с горячей водой. Нам всем сейчас совсем не завидую. «Любовь, — думаю я, — как далеко она может тебя завести. Любовь в такое время. Нельзя ей поддаваться. Не имеешь права, не должна».

Все время думаю о нем. Даже сейчас, когда смотрю на эту бедную девушку, которая без страха и родить не может.

«Не сейчас», — так мы с ним тогда решили. Трудное решение. Но принято. Потом его откомандировали на секретные переговоры, на Вис[8]. Что там решат? Узнаем? Вис ведь находится в море. Остров в море. Они плыли туда на корабле.

«Скорее, скорее. Нужна еще вода, — кричит хозяйка. — Полотенце!»

Вдруг слышу слабый крик. Как писк котенка. Или что-то еще? О чем этот голосок мне напоминает? Усталое мамино лицо, рождение младшего брата. Потом еще одного, и еще. У меня их шесть. И ни одной сестры. Так и вижу отца, петухом расхаживающего по деревне. Настоящего мужчину сразу видно, только сыновья рождаются.

Смотрю на улыбающуюся хозяйку. Анчка смеется, Мара смеется. Даже девушка улыбается.

«Девочка», — нежно говорит хозяйка.

«Пусть будет Ленка», — говорит девушка. У хозяйки по лицу текут слезы. «Ленка, — шепчет она. — Она должна выжить. Малое дитя партизанское». И крестит сверток, который держит на руках. Это могла бы быть ее внучка.

Анчка целует девушку в лоб.

«За брата».